- Сокровища бывают разные, - заметил Онисин.
- Все у них не как у людей, - покачал головой Гурин. – Написали бы: «церковная дребедень», и я бы даже не стал огород городить…
Он взял в руки один из орденов, повертел…
- Фирма «Николс и Плинке», - с некоторым облегчением констатировал он. – Ну, хоть что-то… Хоть затраты на эту авантюру оправдаю… Что ты делаешь?
Онисин взял у него из рук ордена, сложил в ветхую мешковину, аккуратно свернул… и убрал за пазуху.
-Не понял? – отреагировал Гурин.
- Я тебе так скажу… Было бы «золото-бриллианты» … Я бы, наверное, все же сделал подлость… Наверное, плохой я ученик… Еще работать над собой и работать… Но это – совсем другое… Это все оплачено кровью… И даже больше того… Это – воинский храм, Дима. Здесь молились Герои… И такие же Герои молились за них… Ты же офицер… Неужели не понимаешь?
-Я – бизнесмен! – с тихой угрозой сказал Гурин, поднимаясь. В руке он держал острое зубило. – Ты сам-то себя слышишь? У тебя крыша поехала?! Ты, Сережа, завязывай с такими шутками, а то я могу тебя неправильно понять…
-Ты меня правильно понял, - твердо сказал Онисин. – Ты искал клад. Клада нет. Есть ордена священников и пробитый пулей крест… Это не наше, Дима. Давай не будем делать паскудства больше, чем сами можем вынести…
-Отдай, - протянул руку Гурин. – Отдай и забудем этот разговор…
-Давай просто –забудем, - предложил Онисин. – Деньги, что ты мне давал, я верну… Не сразу… но верну до копейки… если хочешь – с процентами… А ордена не отдам.
-Сережа, я ведь тебя в порошок сотру, - пообещал Гурин.
- Твое право. Пытайся. А сейчас… бери сумку и уходи.
Гурин долго смотрел ему в глаза, сжимая рукоятку стамески так, что побелели даже костяшки пальцев, но ударить так и не решился: помнил, что на учениях по рукопашному бою этого ему не удавалось ни разу.
-Это твое последнее слово?
-Да.
-Ладно… Тебе жить…
Гурин зло покидал инструменты в сумку и молча пошел к выходу. Уже переступив порог, оглянулся:
- Вот что я тебе твердо обещаю, - сказал он. – так это то, что ты будешь жалеть об этой ночи всю свою оставшуюся жизнь…Со мной так нельзя. Я думал, ты это понял… Ты свое слово сказал, теперь ответ за мной…
Онисин закрыл за ним дверь, вернулся в собор, положил сверток на стол и сел на скамейку. Он знал, что Гурин выполнит свое обещание. Что, скорее всего, настоятель, после рассказа о том, каким образом попали ему в руки эти ордена, уволит его. Что у него снова не будет ни дома, ни работы, ни надежды, зато будут неизбежные и опасные неприятности. Но почему-то на душе у него было хорошо и спокойно…
*************************************
20 декабря 1937 года, г. Ленинград.
Сторож вынул из кармана часы и откинул серебряную крышку. Зябко кутаясь в старую шинель, поставил на буржуйку чайник и принялся расставлять оставшиеся от чайного сервиза чашки.
В этот день он чувствовал себя даже хуже, чем обычно. Болезнь явно взялась за него всерьез и выходила на решающую стадию. Впрочем, если смотреть глубже, то смерть играла с ним уже долгих 20 лет и он даже как-то свыкся с ее присутствием, воспринимая каждый день как драгоценный подарок судьбы.
По паспорту он значился как Георгий Несторович Львов, служащий, холост, 56 лет от роду. Но кроме двух последних пунктов, все было ложью. Настоящая фамилия его была Касаткин, был он штабс-капитаном измайловского полка, и судьба его заслуживала того, что б остановиться на ней подробнее, ибо это была судьба многих и многих гвардейских офицеров, переживших революцию семнадцатого года…
Родился он в семье небогатого дворянина, с отличием окончил престижный пажеский корпус, и, выпущенный по первому разряду, подал прошение о зачислении его в Измайловский полк, в котором уже когда-то служили его дальние предки. Благодаря успехам в конных упражнениях (особенно в опаснейшей «парфорсной» охоте), был замечен Его Императорским Высочеством Великим Князем Константином Константиновичем, и после небольшой проверки на личные дарования в области словестных искусств, был приглашен в комитет знаменитого на весь Петербург «Измайловского досуга». Эту удивительную традицию ввел в обиход лично Великий Князь, как средство от безделья и скуки расквартированных на «зимних квартирах» офицеров. Как писал о той поре один из офицеров: «…Служба в полку была нетрудна, проходила как-то незаметно. В частной жизни- театры, концерты, вечера у знакомых, товарищеские пирушки. Жилось весело и беззаботно…».
Но золотые времена кончились с началом войны. Измайловский полк отбыл на Юго-Западный фронт, где в знаменитой «Галицийской битве» Касаткин получил Георгиевский крест и первую рану. В «Брусиловском прорыве» 1916 года он вновь отличился, получив второй крест и второе ранение. Ведя солдат в атаку, он был посечен осколками немецкого снаряда и в звании штабс-капитана отбыл в Петербург, в полевой госпиталь. По выздоровлению, приказам по запасному батальону Измайловского полка, был назначен начальником учебной команды.