Четыре Евангелия представлены нам как историческое повествование о жизни Иисуса. Обширные религиоведческие исследования установили, что Евангелия были написаны в период от тридцати пяти до ста лет после его смерти. Различия между четырьмя Евангелиями иногда объясняют просто – как затухание памяти о событиях и ее последующее декорирование. И в этом случае наиболее ранний рассказ (Евангелие от Марка) должен был бы оказаться самым точным, а последний (Евангелие от Иоанна) – самым искаженным. Пейджелс и многие ее коллеги отвергают такую трактовку и принимают другую, основанную на представлении о пользе. По ее мнению, все четыре Евангелия работают как практические руководства, позволяющие местным религиозным общинам действовать в качестве адаптивных единиц. Эти инструкции закодированы в форме исторических повествований, что заставляет усомниться в точности всех четырех Евангелий как реальных исторических хроник. Повествования задуманы с целью мотивировать поведение и допускают пропуски, искажения и приукрашивание фактов, когда это необходимо. Четыре Евангелия отличаются друг от друга не потому, что их написание разнесено во времени, а потому, что были предназначены для нужд различных христианских церквей, возникших по всей Римской империи. Они – «палеонтологическая летопись» культурной адаптации в подробнейшем масштабе. Точно так же, как популяции гуппи, обитавших в низовьях и верховьях реки, эволюционировали по-разному в зависимости от присутствия и отсутствия хищников, так и наставления, изложенные в четырех Евангелиях, создавались различным образом – как отклик на разницу в социальных условиях, в которых жили ранние христианские общины.
Давайте посмотрим на то, как истории, включая жизнь Иисуса и рассказанные им притчи, составляют свод правил «если – то», регламентирующих и прощение, и многие другие формы поведения. Первое требование к трансформации группы в адаптивную единицу – определить группу и изолировать ее от остального общества так, чтобы поступки, совершаемые внутри группы и вне ее, могли управляться по-разному. Разумеется, любой, кто знаком с Евангелиями знает, что Иисус требовал абсолютной приверженности, превосходящей не только верность к оставленной религии, но и привязанность к ближайшим родственникам. В качестве одного из многих примеров рассмотрим хорошо известную притчу о талантах, изложенную у Луки (Лк 19:12–27). Иисус рассказывает историю о знатном человеке, который отправился в дальние страны, «чтобы получить себе царство и возвратиться». Те, кто посещал воскресную школу или изучал Библию, знают все о мудрых и глупых слугах, которым хозяин доверил свои богатства на время отлучки. Но можно упустить из виду то, что по возвращении знатный человек требует предать смерти тех, кто в его отсутствие был неверен: «…врагов же моих тех, которые не хотели, чтобы я царствовал над ними, приведите сюда и избейте предо мною». Эта сторона христианства – полная противоположность прощению, и она должна быть таковой, чтобы христианская религия могла исполнить свое основное предназначение. Прежде чем сможет появиться группа ревностных приверженцев, необходимо осознать ужасные последствия выхода из нее.
Другое требование заключается в мотивировании поведения тех, кто входит в группу. Борьба за собственную жизнь мотивирует намного сильнее, чем за место в автобусе. Участие в окончательной космической битве добра против зла мотивирует сильнее, чем борьба за собственную жизнь. Евангелия, призывая к должному поведению, не останавливаются ни перед чем – как это может делать только система религиозных верований. По мнению Пейджелс, ессеи и христиане были известны своей склонностью представлять собственные конфликты как борьбу между Богом и сатаной. Влияние этого верования на поведение ярко иллюстрирует правдивая история Иустина, молодого человека, который примерно в 140 году прибыл из Малой Азии в Рим, чтобы утолить свой страстный интерес к философии. В один из дней он с друзьями пришел в амфитеатр смотреть зрелищные гладиаторские бои. Дальше историю продолжает Пейджелс: