Кое в чем движение Иисуса походило на другие иудейские секты, а кое в чем радикально отличалось. Все эти секты боролись против основного направления в иудаизме: наибольшую угрозу их существованию представлял именно он, а не Римская империя или другие народы. Сектантам уже не хватало того, что они принадлежат к евреям по праву рождения – чтобы стать частью избранного народа, требовалось хранить верность законам Завета в том виде, в каком их трактовала секта. Именно в этом Иисус не соглашался с другими сектами, скажем, с теми же ессеями. Для ессеев приверженность законам Завета была наиболее строгой формой иудаизма, и ей могли следовать только евреи. Да, требовалось нечто большее, нежели просто принадлежать к еврейскому народу – но, без сомнения, это было необходимо, и только еврей мог войти в число избранных. А Иисус больше подчеркивал этическую сторону еврейского закона, а не этническую и не ритуальную, и делал это столь ярко, что факт принадлежности к еврейскому народу утратил свою необходимость для вхождения в круг избранных – и кроме того, сам по себе этот факт уже ничего не значил. Одно это структурное изменение создало важный пункт расхождения между маленькой сектой, известной только по свиткам Мертвого моря, и религиозным движением, распространившимся по всей планете.
До сих пор я рассказывал историю христианской Церкви так, словно говорил о происхождении жизни на Земле. Как произошли млекопитающие и почему они сменили динозавров в роли главной формы позвоночных на планете? Мы никогда не получим абсолютно точный ответ, но даже если бы и могли его получить, история все равно полнилась бы счастливыми случайностями и интуитивными открытиями. Как указал Стивен Джей Гулд (Gould 1989), если бы мы могли заново проиграть пленку жизни, возможно, она бы оказалась иной. Млекопитающие могли бы остаться мелкими созданиями размером с мышь, а сознание, подобное человеческому, могло бы так и не появиться на этой планете. Примерно так же секту, созданную Иисусом, можно считать видоизмененной культурой, чьи структурные свойства можно определить во впечатляющих подробностях. Тот факт, что секта зародилась в своем месте и в свое время, отчасти – дело случая. История могла бы пойти другим путем. Однако учитывая направление, которое она все же приняла, нужно сказать, что роль шанса стала гораздо меньше. Как замечает Пейджелс, Иисус и его ученики, возможно, никогда не рассчитывали на то, что их новая секта привлечет так много неевреев, и даже не желали этого – но в этом плане уже мало что можно было сделать после того, как видоизмененная культура появилась на свет.
Теперь, представляя себе социальное окружение, мы можем попытаться точнее предсказать адаптивные свойства раннехристианской Церкви. Нужно выделить по меньшей мере четыре категории чужаков: иудейский истеблишмент, представлявший наибольшую угрозу; более далекая, но все же грозная Римская империя; евреи, которые могли обратиться в новую веру; и вероятные неофиты-неевреи. Чтобы выжить и преуспеть, раннехристианская Церковь должна была выработать механизмы, благодаря которым все, кто в нее входил, могли изолироваться от внешнего мира; механизмы, которые бы мотивировали поведение всех христиан, насколько это возможно; механизмы, способные управлять поведением христиан по отношению друг к другу; а также механизмы, призванные указывать, как христианам вести себя с четырьмя категориями чужаков. В теории правила, регламентирующие прощение, по всей вероятности, должны быть разными для каждого вида этих отношений.