Собор

— Дорогой человечище, что же вы молчали? — с ходу обратился к старику. — В спасении Титана и вы, оказывается, принимали участие?

— Ну, участвовал, — гудел Ягор, когда оба уселись под его излюбленной грушей. — Да разве ж только я один…

— И никому ни слова! Это уже сверхскромность!

— А что же тут кричать? Участвовал, и все.

Медовые слова полились по адресу Ягоровой скромности, обещано было, что отныне на заводских вечерах Ягор Захарович, скрытняга этакий, в президиумах будет сидеть, как живой участник… Но и это не вывело Ягора из равновесия: придется, мол, так и посидит, невелик труд.

По стечению обстоятельств и участковый милиционер вскоре появился на усадьбе Катратого. Не потерялась Елька в забвении, не вычеркнута из реестра живых, все же вспомнил о ней представитель закона и порядка. Непохож он был на тех послевоенных, отощавших на карточках милиционеров, этот был новой генерации: шея — аж воротник трещит, на губах улыбка довольства и служебной вежливости. Наверное, случайно совпало так, что пришел в то время, когда и Лобода был тут, Елькины печали развеивал — она как раз перебирала у крыльца абрикосы. Лободе представитель власти лишь кивнул мимоходом, как знакомому, кивнул с каким-то неуловимым чертиком в глазах, и сразу же подошел к Ельке. Стал уточнять, действительно ли она Елена Чечиль, и с каких пор здесь проживает, да как у нее дела с пропиской. А то в последнее время участились случаи, когда долго проживают непрописанные, несколько семейств цыган поселились за озером, за сагой, те вообще никакой власти над собой не признают. Им только коня дай, чтобы уголь по поселкам, развозить да калым потом у костра пропивать. До того распоясались — чесоточных коней своих купают на пляжах, в совсем уж недозволенных местах. А чтобы еще убедительнее было, что он, мол, не формалист-придира, а в силу обстоятельств вынужден прибегнуть к строгости, то он соборную доску вспомнил в качестве примера. Если будут, мол, тут слоняться непрописанные всякие, то и не такое еще по ночам станет пропадать… Елька стояла перед ним и чувствовала, как пламенем горит ее лицо. Ничего не смела возразить, правду говорил этот крутошеий в новенькой фуражке, но когда и доску приплел, обида захлестнула ее. Выходит, и на нее как бы подозрение падает, этого только не хватало — чугунные доски с собора воровать! Видимо, заметив, что перехватил малость, превысил власть, милиционер решил поправить дело успокаивающей шуткой:

— Если и до ЗАГСа дойдет, то там ведь тоже нельзя без прописки. Там паспорт покажи со штампом прописки…

Лобода, все еще сидевший с хозяином под грушей, не выдержал, решил вмешаться:

— В бумагах по уши утонул ваш ЗАГС, — сказал милиционеру спокойным, властным тоном. — Формализмом от них за квартал несет. Сидит какая-нибудь размалеванная фифа, которая жениха себе никак не подцепит, с важным видом скрипит пером! Записала, заученной формулой отбарабанила приветствие, казенным голосом пожелала молодоженам счастья… А почему бы вам не поискать новых форм? Почему бы, к примеру, не организовать для молодежи праздник получения паспорта? Или ЗАГС на дому? А? Можно бы это, товарищ Яковец?

— Дело вы говорите, Владимир Изотович, — понимающе согласился Яковец.

— Поставили бы свою контору на колеса, да с букетами цветов, с улыбкой, со стихами соответственными, — подойдя к участковому, распалялся Лобода, — да на окраины, в рабочие районы, в глубинку!.. Вот это был бы сервис!.. А девушку, товарищ Яковец, вы оставьте в покое, — сказал потише и подмигнул с веселым подтекстом: — она под надежным присмотром… Жизненная ее стезя скоро определится.

Участковый ушел со двора с чувством исполненного долга, но Елю его визит удручил. Какое-то тревожное возникло у нее предчувствие. Заметив ее настроение, Лобода сказал, уходя:

— Не волнуйся, все будет в порядке…