Собор

Начальство было в бодром рабочем настроении. Синяя блуза-спецовка наброшена прямо поверх майки и, конечно, не застегнута — жарко. Кто не знал в лицо хозяина кабинета, мог подумать, что перед ним просто заводской инженер-металлург, один из посетителей, который во время перерыва забежал из цеха в кабинет и, в ожидании своего руководящего друга, свободно уселся за его столом. В раскрытое окно видно закопченную сажей акацию, чахлый газончик, а чуть поодаль — черно-серые, столетней пылищей покрытые заводские стены и ворота проходной. Пыли в кабинете, наверное, не боятся — она слоем лежит на свернутых в трубах плакатах и диаграммах, что кучей громоздятся на массивном стальном сейфе, заметна пыль и на миниатюрной статуэтке Титана, стоявшей на письменном столе. Заводской грохот залетает в окно, но на него в кабинете, видно, не обращают внимания, здесь к нему привыкли. «Вы собирались встретить за этим столом заскорузлого чинушу, — как бы говорило тут все посетителю, — желчного бюрократа думали встретить, который отгородился от работяг и за бумагами света божьего не видит. А я вот какой. Выдвинули, и сижу. Из цеха пришел, а скажут, так и снова в цех, меня не испугаешь, за канцелярский стол не держусь». Ничего лишнего на столе: календарь, пластмассовый письменный прибор и черная, заводского литья статуэтка — точная копия того чугунного Титана, что в парке на высоком пьедестале стоит, из-под самого неба озирает панораму завода. А тут, на столе, среди вороха бумаг — этот карликово-интимный, во много раз уменьшенный Титан — он тоже как бы знак того, что в кабинете всечасно помнят о нем.

— Говори, Вера Филипповна, с чем явилась? — Лобода сидит сбоку стола привычно, непринужденно, нога на ногу.

— Этой ночью, — начала она и осеклась, так как глаза его, всегда чуть шельмоватые, как-то насмешливо стрельнули в сторону, и ей на миг показалось, что Володьке уже все известно.

— Слушаю, слушаю тебя.

— Охранную таблицу с собора сняли…

— Ах, я думал, у тебя что-то производственное, неотложное, — разочарованно отозвался он, хотя шельмоватое выражение глаз не исчезло. — И нашла же ты о чем… Поверь, не один собор у меня на плечах… Позволь сначала вот с товарищем из области закончить.

Но товарищ, скромно сидевший у стены сухощавый мужчина в темной сорочке с галстуком, сдержанно заметил, что он подождет, ему даже интересно послушать.

Выпуклые, стереоскопические Володькины глаза снова мигнули неуловимым лукавством, но он и виду не подал, что хотел бы избежать разговора на эту тему, напротив, по-свойски предложил Веруньке:

— Ладно, выкладывай, что там стряслось.

Она коротко изложила суть дела, закончив нервно:

— Самоуправство какое-то. Произвол. Никого не спросясь. Неужели без твоего ведома? Безвластие в нашем поселке, что ли?

Лобода глянул на товарища из области с улыбкой, как бы извиняясь за Верунькину прямолинейность: что, мол, с нее возьмешь, простая производственница, режет напрямик…

— Власть, Вера Филипповна, есть, — сказал ей назидательно, — и к тому же очень конкретная. Наша, родная. Вот мы с тобой как раз и имеем честь ее представлять.

«Ты мне очки не втирай! — хотелось крикнуть Баглаихе. — Меня ты не учи, знаю, что не для пустомельства я в горсовет послана. А вот ты что-то мутишь… Я же насквозь вижу тебя, пустобреха!»

— Не для того я пришла, чтобы лекции ты мне читал, — сказала Верунька в сердцах. — А то, что сделано… Беззаконие ведь, произвол, иначе не назовешь! Может, и у тебя рыльце в пушку?

— Ша, не кипи, Вера Филипповна. Мы с тобой люди свои, всегда поладим, обойдемся без ссоры. На кума грех нападать…

— Знала бы — и в кумовья не взяла.

— Не горячись, Верунька… Сигнал твой учтем, разберемся, а сейчас не будем об этом… Лучше скажи, на каком уровне готовишь встречу своему индийскому гостю?

И это было сказано опять с усмешкой, причем больше для товарища у стены, чтобы понял он, до какой степени осведомлен этот Лобода даже в семейных делах своих заводчан. Заметив заинтересованность гостя, хозяин кабинета пояснил ему, что муж Веры Филипповны как раз и есть тот известный сталевар Иван Баглай, что сейчас в Бхилаи плавки дает. Скоро кончается срок командировки, должен вот-вот вернуться. От взгляда Веруньки не укрылось, как, объясняя это товарищу, Володька в то же время изучал его ответную реакцию, хотелось, видимо, зачеплянскому «гению» заранее отгадать, как тот поведет себя в вопросе собора. Но товарищ, слушая Лободу, был непроницаем. Веруньке даже показалось, что этому товарищу и без Володькиной информации было хорошо известно о тех, кто с берегов Днепра уехал передавать свой опыт в Бхилаи и уже крепко подружился там с индийскими металлургами. Когда же Лобода закончил о дружбе, о Бхилаи и тамошнем жарком климате, товарищ сказал ему негромко:

— А с той охранной доской вам все-таки надо разобраться, факт действительно странный.

— Проскользнуло это мимо нашего внимания, проглядели, вы правы, Павел Антонович, — поспешил покаяться Лобода, и была в его голосе неподдельная искренность и горькое сожаление об этом промахе в работе.