Собор

— Ну, ну! — темные выразительные глаза Василия Петровича на живом и умном лице заблестели лукавством. — Вам просто не терпится выслушать мои восторги по поводу вашего восхитительного дворца, Николай Владимирович.

— Сознаюсь, вы правы! — улыбнулся князь, поднося ко рту свою трубку, но не затягиваясь, а лишь слегка посасывая ее кончик. Быть может, это и громко — называть его дворцом, но мало найдется и дворцов в Санкт-Петербурге, а кстати, и в Европе, которые привлекли бы к себе сразу такой же интерес. Вы видите, я вынужден давать третий бал за месяц, потому что едва отделка особняка завершилась, все захотели его увидеть…

— И не мудрено! — воскликнул Василий Петрович. — Красота этих помещений просто несравненна. Вкус, тонкость, изящество, разнообразие… А эти великолепные фасады! А само расположение дома — треугольником! Он — гений, этот ваш маленький француз! И я бесконечно вам благодарен, мой милый князь, что вы мне его представили и теперь он принялся и за мой особняк.

Николай Владимирович развел руками, при этом чубук его трубки запутался в складках золотистой шторы, и князю пришлось долго, старательно его освобождать.

— Я не мог поступить иначе! — проговорил он, возясь со шторой. — Все равно бы вы, любезный Кочубей, сами до него добрались. Кроме того, я продал вам мой бывший дом, и все это знают; к тому же Монферран входит в моду, и было бы странно, если бы, выстроив дом для меня, он не перестроил бы дом для моего доброго знакомого, князя Кочубея, в обществе этому весьма бы удивились… И потом… О, боже мой, как приятно видеть! Добрый вечер, уважаемый и долгожданный Николай Михайлович!

С этими словами князь Николай Владимирович кинулся к дверям салона, куда входил в это время, миновав танцевальный зал, господин лет пятидесяти, строго, но изысканно одетый, подтянутый, сухощавый, с красивым резким лицом, исполненным ума и, казалось, нечаянной грусти, которая могла быть, впрочем, просто меланхолией, навеянной какими-то воспоминаниями.

Князь Кочубей, увидев этого гостя, поспешно поставил свой недопитый бокал на поднос лакею и тоже поспешил к двери.

— Николай Михайлович, сердечно рад вас видеть!

— Здравствуйте, здравствуйте! — вошедший пожал руки обоим и изящно поклонился дамам на софе, при его появлении прекратившим свою беседу. — Князь Николай Владимирович, мое почтение. Рад вас видеть, князь Василий Петрович! Ну, Николаи Владимирович, знаете, я чего угодно ожидал, собираясь взглянуть на ваш новый дом, однако же это… Примите мои восторги! И знайте, что из моих знакомых ваш дом никто домом не величает. Все говорят: «Дворец князя Лобанова-Ростовского!»

Вошедший был человеком знаменитым, и не только в Петербурге Это был ни кто иной, как Николай Михайлович Карамзин, историк и писатель, автор некогда потрясшей общество «Бедной Лизы» и всем известной «Истории государства Российского».

Обмен любезными словами продолжался несколько минут и был прерван дамой, сидевшей за карточным столом. Она, заметив Карамзина, привстала в кресле и воскликнула:

— Сударь мой, Николай Михайлович, что же вы в сторонке от нас встали да с одним князем Василием и князем Николаем Владимировичем беседу ведете? Извольте-ка сюда. Я вас давненько не видала, а глаза мои слабоваты становятся, чтобы на вас смотреть издали!

Некоторая бесцеремонность в обращении, допущенная дамой, никого не смутила и не обидела. Карамзин улыбнулся и, легко шагая, приблизился к мраморному столику, за которым, кроме дамы, окликнувшей писателя, расположились еще трое мужчин: двое — пожилые солидные гренадеры, один в полковничьем, другой в генеральском мундире; третий — молодой человек лет тридцати или чуть поменьше, с полным свежим лицом, темными курчавыми волосами и в маленьких круглых очках. Все трое привстали, раскланиваясь с Карамзиным, и тот ответил им таким же поклоном, одновременно поднося к своим губам руку дамы, обтянутую лиловой шелковой перчаткой.

— Рад вас видеть, дорогая Наталья Кирилловна! — произнес он очень просто, без ложной любезности. — Мое почтение, господа. А, Петр Андреевич, и вы здесь! Что так? Вы не любитель были княжеских салонов.

Молодой человек, к которому обращены были последние слова, немного покраснел, потупился и пробормотал:

— Ну мог ли я не придти полюбоваться на сие чудо — дом князя Лобанова-Ростовского…

— Это я Петра Андреевича привела с собою! — заявила Наталья Кирилловна. — Он, сударь мой, нынче в моей свите, я никуда его от себя не отпускаю. И вас теперь не отпущу, Николай. Михайлович. Садитесь-ка да составьте нам с господами партию. И вы, князюшки, пожалуйте! Будет вам курить да тянуть шампанское! Николай Владимирович! Прошу! Князь Василий, будь любезен…

Это приглашение, а вернее сказать, приказание все трое мужчин восприняли весело и, не заставляя даму его повторять, уселись к ней за столик. Они знали, что возражать бессмысленно.