Собор

— Само собою, подпишу, — закивал головой подрядчик. — Мне для работы живые люди нужны, а не покойники. А эти господа чиновники из Комиссии вашей, язви ее… они-то что понимают? Ваши отчеты им — тьфу! Вы не обижайтесь, Август Августович, да я-то их знаю… Ну хотя добейтесь от них лесу да стекол, а уж починим мы сами.

От бараков, производивших самое жуткое и гнетущее впечатление и в разгар работы совершенно пустых, архитектор и его спутники пошли к конторским строениям, посреди которых возвышалась рубленая изба с толстой печной трубой, окутанной лохмотьями дыма. В этой избе обитали подрядчики и смотрители работ.

Дождь, не прекращавшийся ни на минуту, пошел еще сильнее, и Суханов, видя, что гость его сильно промок уже на шхуне, потянул его в избу, но Огюст двинулся сначала к знакомому длинному строению со множеством окон и одной-единственной дверью.

— В контору сначала, сударь! — решительно возразил он Суханову. — Покажите мне разметку: где дальше рубить будете?

— Я вам на берегу все показывал — обиженно и почти сердито сказал каменотес — Вы что, мне не доверяете?

Огюст сбоку глянул на потемневшее лицо Самсона Семеновича и терпеливо объяснил:

— Не то совсем, уважаемый, что вы подумали. Это вам все понятно, когда вы смотрите на каменный берег. А мне — нет. Я не привык еще к живому камню. Поэтому мне надо смотреть на бумагу, чтобы увидеть будущие заготовки, а я их видеть должен, на то сюда и езжу. Понимаете?

— Хм, понимаю! — в серых глазах мастера мелькнули острые лучики смеха, но он сумел спрятать усмешку в своей солидной бороде. — Эк, однако, вы сказали: «живой камень»!

— Неправильно? — быстро спросил Огюст. — Да, конечно, камень мертвый. Но мне было не сказать иначе: я слов мало знаю.

— А лучше и я бы не сказал. — Суханов вздохнул. — Ишь как вы чужой язык чуете, Август Августович! А вот также почуйте работенку нашу, поймите, что тут у нас к чему, и враз легче станет управляться. У нас тут много чего сперва-наперво странно кажется иноземцам-то… Привычка требуется. А то вы иной раз командуете, а что, зачем, сами толком не видите. Делай все по-вашему! А может, мастер на месте-то лучше видит, как по-правильному сделать.

— Научить меня работать хотите? — спросил Огюст, к удивлению шагавшего за ним Алексея, безо всякого раздражения, почти с любопытством.

— А отчего бы и нет? — Суханов плечом открыл дверь конторского сарая, пригнувшись, вошел внутрь и двинулся к сосновому столу, закиданному бумагами. — Где, бишь, оно? Так вот я говорю, почему бы и не поучить-то? Думаете, я не знаю работы вашей? Э нет, я, милый человек, всякую знаю работу. По такой лесенке вылез, что вам и не снилась! И милостыню просил с малолетства, потому родители хворали, вовсе обессилели… потом в батраках мыкался, потом на барках по северным рекам ходил, поглядел на волюшку да простор. Потом семнадцати годов подрядился в Архангельске со зверобоями ходить, на самом краю земли побывал там, куда далее и люди-то не заходили, где солнца нет по полгода, а полгода ночи не видать. И столяром был в своей жизни и пахать-сеять научился. А потом вот подался в каменных дел мастера. Своим трудом все свое богатство сделал, и коли я теперь купец второй гильдии, так не от воровства и не от ловкачества какого… Вон руки у меня, гляди!

Он вытянул обе руки ладонями вверх. Пальцы его были сплошь покрыты желтоватой коркой несходящих мозолей а ладони как будто слегка вдавлены, словно навеки приняли форму рукояти каменотесного молота и тесла. Но чувствовалось, что эти, казалось бы грубые руки, способны на тончайшую работу. То были руки не просто мастерового, но скульптора и художника.

— Работал я и с вашим братом, архитекторами, знаю их, вас то бишь… И чиновников знаю, и с князьями дел поимел, и с купцами, что меня побогаче. Разбираюсь, что тут к чему.

— Я знаю, я вижу это, — серьезно сказал Монферран, сгибаясь над столом и рассматривая бумаги, которые ему во время разговора небрежно подсовывал мастер. — Но только я тоже не ворую и работаю честно. К чему же вы так со мной говорите? Да, я еще чего-то не умею, но я научусь. И вы же не сразу научились отламывать от скалы куски в двести тонн так, чтобы они не раскалывались, не давали трещин. Это многим кажется чудом, но это чудо и есть — чудо работы.

Мастер тяжелым своим кулаком сильно треснул по крышке стола, в восхищении прищелкнул языком.

— Опять хорошо сказал, сударь ты мой! Да нет, что там ни говори, из тебя толк будет, я ж вижу. Ну и что вы, бумажки смотреть кончили али как? Чай-то пить пойдете? Право, пошли бы. Самовар распалите сами, а я назад, в карьер. Без меня у них не пойдет.

Самовар в избе подрядчиков стоял большущий, ведра на четыре, и у Огюста невольно захватило дух, когда Алексей спокойно, будто и без напряжения, схватил его за деревянные ручки и, подняв с пола, водрузил на стол, где красовались в миске крупные желтые сухари и розовели на блюдце ломтики нарезанного мелко сала.

— Сколько в тебе силы, Алеша! — улыбаясь, проговорил архитектор. — И где только твоя сила помещается?