Собор

Синие глаза Монферрана угрожающе сузились:

— Попрошу обойтись без нелепых намеков, господин сыщик! Я знаю свое место, и вы должны знать свое. Это строительство мне доверено императором, и я здесь не рынок строю, а кафедральный собор России! А вы являетесь без моего разрешения и даже без моего ведома, останавливаете работу и калечите моих людей! Это незаконно!

— Но я же должен знать, кого из них следует отправить в Сибирь, — со спокойной и страшной улыбкой сказал офицер.

— Сударь, — переведя дыхание, возразил архитектор, — если вы будете продолжать в том же духе, то некого будет отправлять в Сибирь, да и работать некому. Эти люди работают на пределе сил. Вам это известно? Ежедневно они здесь гибнут, калечатся, заболевают. Какая же им еще каторга? Я не знаю климата Сибири, но полагаю, он не может быть хуже здешнего, а работа в рудниках едва ли тяжелее намного. И вы еще со своими шпицрутенами… Избиваете десятки невиновных, чтобы отыскать двух-трех дураков, ошалевших от непонятного им события.

— Ишь, как вы защищаете мужичье! — с удивлением и раздражением глядя на архитектора, проговорил офицер. — Вы же дворянин, как я слышал… Впрочем, говорят, во Франции все революционеры…

— Что?! — Монферран подошел к молодому человеку совсем вплотную, и тот опять невольно попятился под его бешеным взглядом. — Вы как это сказали?! Я — революционер?! А вы видели революцию?! Вас пугает только это слово! А вы знаете, что это такое? А я видел ее! Моего дядю избили на улице ремесленники, которых он обругал скотами… Мне было восемь лет, когда меня ударил по лицу сапожник и назвал щенком-аристократом! Я — революционер?!

— Ну полно вам, полно! — полицейский офицер даже взмахнул рукою, чтобы наконец остановить яростную речь архитектора. — Я же вас не обвиняю ни в чем, господин Монферран. Но зачинщиков бунта на строительстве я должен знать.

— Бунта на строительстве не было, — твердо сказал Огюст.

— То есть как это, сударь?

— Бунта не было. Это я вам говорю, — теперь в голосе Монферрана звучало раздражение. — Когда народ бунтует, он камня на камне не оставляет. А тут? Несколько перепуганных болванов принялись кидать бревна, сами не зная, в кого. Потом опять же болван какой-то закричал: «Надо на площадь!»

— Кто закричал? — резко спросил офицер.

— Вы думаете, я это знаю? — не менее резко отпарировал Огюст.

Полицейский вдруг подобрался, как кошка перед прыжком, и почти сквозь зубы, коротко, отрывисто спросил:

— Вы сами… вы, господин архитектор, были в это время здесь?

— Да, — сказал Огюст. — А что? Вы думаете, это я закричал?

— Нет, конечно. Но вы, значит, должны были видеть, кто кричал. Вы должны были видеть, кто бросал бревна, камни, кто ломал ворота… Вы же знаете в лицо своих рабочих.

— Я их видел со спины, — не моргнув, ответил Огюст.

Говоря это, он подумал: «Надо же! Аракчеев не посмел меня так допрашивать, а этот… Далеко пойдет!»

Офицерик между тем продолжал наступление:

— Вы и со спины могли кого-то узнать, и потом, они же двигались, оборачивались… Послушайте, все можно решить очень просто, без проволочек и дальнейших допросов. Вы хозяин на этом строительстве, как сами сию минуту мне указали, вот и разрешите все сомнения. Назовите сами хотя бы десятка полтора негодяев, примкнувших к изменникам отечества, я их тотчас заберу с собою, и вы ни меня, ни кого-либо из следователей больше здесь не увидите. Даю в том честное слово. Ну так как же? Кто из них?

Столпившиеся во дворе мужики — всего их было здесь не менее четырех сотен — при этих словах замерли и умолкли, будто окаменели. Мастера с немым ужасом уставились на архитектора.

Монферран в первое мгновение тоже онемел, но затем почувствовал желание дико расхохотаться. Это было уже чересчур!

«Ладно, погоди же, мальчишка! — подумал он. — Ты не знаешь еще, на какого стрелянного-перестрелянного воробья напал…»

Он неторопливым шагом подошел к настланным прямо на снегу доскам, на которых все еще лежали, корчась от холода и боли, два десятка подозреваемых, и быстро приказал им:

— Живо одевайтесь!

Приказание было выполнено мгновенно. Затем архитектор обвел взглядом рабочих. Одни смотрели на него с испуганной мольбой, а иные с затравленной злостью. Монферран вдруг тихо выругался по-французски, шагнул в сторону, к поставленной у сарая тачке со щебнем, и, с неожиданной силой дернув за ручки, опрокинул ее. Желтые камушки щебенки хлынули ему под ноги.

— А ну, взять всем по камню! — скомандовал Огюст рабочим.

Те зашушукались, замялись.

— Взять, я сказал! — прогремел архитектор.

— Вы что такое затеяли? — изумленно и не без тайного испуга воскликнул полицейский офицерик.

— Хочу вам кое-что показать! — весело ответил Монферран и опять закричал на рабочих: — Долго вы будете копошиться? Взяли? Очень хорошо! А теперь всем отойти к тому концу двора и встать спиной к нам! Ну! Живо!

— Не понимаю, что вы вытворяете! К чему это? — промямлил офицер.