– Я знаю, что Адели сейчас намного лучше, но о полном выздоровлении еще рано говорить, – сказала она Венеции. – Пока она сумела отказаться от таблеток. Снова начала работать. Честно говоря, меня настораживает ее эйфория. До устойчивого состояния еще далеко. Перелет в Нью-Йорк – это большая нагрузка на организм и психику. Я предложу ей обязательно проконсультироваться с врачом.
Адели вовсе не хотелось снова встречаться с психиатром. Она твердо решила лететь в Нью-Йорк и мысленно уже находилась на борту самолета.
– Мамочка, ну о чем ты беспокоишься? Я прекрасно себя чувствую. Я теперь крепко сплю. Сон оказался лучшим лекарством. Сон и работа, а не таблетки. По-моему, ты лучше, чем кто-либо, должна это понимать.
– Я тебя понимаю. Хочешь, поедем вместе?
– Нет, – твердо возразила Адель. – Не сочти это за неблагодарность или черствость, но туда я полечу одна. Впервые за долгие месяцы я ощущаю себя твердо стоящей на ногах. И эта поездка мне по силам. Мамочка, прости. Надеюсь, я тебя не обидела.
– Ни в коей мере, – холодно ответила Селия. – Постепенно я привыкаю к отказам.
Письмо было адресовано Чарльзу Дональду Паттерсону. Его переслали со старого адреса в Грамерси-парк. На обороте конверта чернел выполненный типографским способом адрес отправителя: приют Святого Антония, Торнклифф, округ Уэстчестер. Ниже стояли слова: «Забота о тех, до кого другим нет дела».
Хороший девиз. Иззи бы наверняка понравился. Скорее всего, письмо содержало просьбу о помощи, и тот, кто его написал, наверняка был лично знаком с Чарли. В противном случае получателем бы значился «мистер Ч. Паттерсон», а то и просто «Проживающий по данному адресу». Однако второе имя Чарли знали очень немногие. Он терпеть не мог это имя и старался о нем помалкивать. Помнится, в начале их знакомства Барти любила его подкусывать насчет второго имени.
Барти зацепилась за слово «приют». Вероятно, это дом престарелых, где теперь находится Салли Нортон. Возможно, та женщина, назвав Шипсхед-Бей, перепутала адрес, а может, Салли не захотела распространяться, что переселяется в дом престарелых. В любом случае письмо нужно было вскрыть. Вероятнее всего, администрация приюта обращалась к Чарли за деньгами. Не исключено, что Салли заболела. Барти решила, что не станет звонить в Саут-Лодж, а сама привезет Чарли это письмо. Однако все шло к тому, что в ближайший уик-энд она вряд ли туда поедет. Она была чертовски занята, и два спокойных дня давали возможность многое наверстать: посмотреть рукописи, ответить на письма. Наконец просто подумать.
Может, все-таки позвонить ему и спросить, как ей поступить с письмом? Барти представила, как Чарли опять начнет клясть ее работу и выговаривать за то, что она торчит в нью-йоркской духоте. Нет, сегодня она звонить не будет. Возможно, завтра, когда у нее созреет решение…
Барти положила письмо поверх кипы газет на кухонном столе и поехала на работу.
Вернувшись, она не обнаружила ни газет, ни письма и спросила Марию, куда они подевались.
– Выкинула их в мусор, миссис Эл… Паттерсон.
Как и Миллзы, Мария до сих пор не могла привыкнуть к новой фамилии Барти. Как и Миллзы, Мария недолюбливала Чарли.
– Мария, разве вы не видели письма? Оно лежало прямо на газетах.
– Видела. Но я подумала: раз вы положили его вместе со старыми конвертами, оно вам не нужно.
– Представьте себе, нужно. – Случившееся раздосадовало Барти. – И отличить нераспечатанное письмо от старых конвертов не так уж сложно.
– Миссис Паттерсон, у меня сегодня дел было по горло. Вдобавок голова болела с самого утра. А угадывать ваши мысли, извините, не умею.
– Этого и не требуется. Достаточно было повнимательнее посмотреть на конверт, увидеть, что он тщательно запечатан, и отложить в сторону.
– Но ведь письмо было не вам. Ему… то есть мистеру Паттерсону. Я подумала…
– Хорошо, не будем препираться. Вы уже выносили мусор?
– Да. Вывалила в бак.
– Прошу вас, сходите к баку и посмотрите, нет ли там этого письма. Надеюсь, мусорщики сегодня не приезжали.
Мария пожала плечами и с недовольным видом отправилась на задний двор. Через несколько минут она вернулась с письмом. Первоначальный вид конверта был заметно попорчен морковными и луковыми очистками.
– Вот, нашла. – Она с явным отвращением протянула конверт Барти.
– Спасибо, Мария. Огромное спасибо. Чувствую, конверту несладко было в баке.
Мария снова пожала плечами.
Конверт был влажным. Возможно, влага уже проникла внутрь и грозила превратить письмо в чернильные разводы. От конверта стойко пахло луком. Барти не оставалось ничего иного, как вскрыть конверт. Вряд ли это уж такое личное и важное письмо.
Она ошиблась.
Адель вылетела из Лондона в субботу и заказала себе номер в отеле «Сент-Реджис». О своем приезде она не сообщила даже Барти.