Соблазнительный шелк

Герцог подошел к прилавку.

— Выйди оттуда.

— Ни за что!

Тогда он улыбнулся. Его красивый рот дрогнул, чувственные губы чуть скривились, а невероятные зеленые глаза посмотрели на Марселину с насмешливой приязнью. Их взгляд проникал прямо в сердце, делая ее слабой и безоружной.

— Мне нужно как можно больше покупателей, — заявила она. — Нельзя быть уверенной, что леди Клара вернется…

— Ты отлично знаешь, что она непременно вернется. Ей необходимы платья, вселяющие в нее уверенность, дающие силу справляться с глупыми мужчинами.

— А поскольку в ближайшем будущем герцогини Кливдон не будет, — продолжила Марселина, — мне придется иметь дело с простыми смертными.

— Я подумал, — медленно проговорил герцог, — что ты могла бы стать герцогиней Кливдон.

Впервые в жизни Марселина лишилась дара речи. Но одновременно она почувствовала приближение беды. Хотя поскольку то, что он сказал, невозможно, можно надеяться, что она что-то не так расслышала. День был долгим и суматошным. Ему предшествовала мучительная бессонная ночь. А после того, как Софи рассказала о скандале на балу, Марселина не знала, смеяться ей от радости и облегчения или плакать от отчаяния. Все ее планы рухнули. Все, что она пережила, оказалось напрасным. Она так старалась и заплатила очень высокую цену. А после рассказа Софи оказалось, что все ее надежды рухнули.

Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Не помогло. Ей необходимо сесть. И выпить чего-нибудь крепкого.

— Ты не в своем уме? — осведомилась Марселина.

— Насчет ума я точно не знаю, — усмехнулся герцог. — Но сейчас я прислушиваюсь к зову сердца.

Марселина попыталась собраться с мыслями.

— Я понимаю, что происходит, — начала она. — Ты уязвлен. Очаровательная девушка, которую ты любил всю жизнь…

— Как сестру, — перебил ее герцог. — Она права. И ты права. Я любил и люблю ее как сестру.

— Ты еще в шоке, — пробормотала Марселина. — Она тебя унизила перед всеми. Люди ей аплодировали. Я понимаю. И теперь ты пытаешься нанести ответный удар.

— Кларе? Глупости! Она абсолютно права. Эта милая девочка поняла, что во всех моих действиях не было сердца, не было страсти. Она распознала игру. Я выполнил твои инструкции очень точно. Как выполняют инструкции по посадке дерева или раскрою платья. А так не должно быть. Все должно произойти само собой, разве не так?

— Перестань, — простонала Марселина. — Прекрати немедленно. — Ей хотелось бежать без оглядки и как можно дальше, потому что всеми фибрами своей души она желала сказать «да». А это был самый короткий путь к самоуничтожению.

— Покинув бал, я понял, что Клара отпустила меня. Она спасла нас обоих. И была права. Я не смог бы стать мужем, которого она заслуживает. Для меня не существует другой женщины, кроме тебя.

Не делай этого! Пожалуйста, не делай этого!

Грудь сдавило. Стало больно дышать.

— Не будь глупцом, — сказала Марселина. — И немного думай о том, что говоришь.

— Я ничего другого и не делал — только думал, — сказал герцог. — Вчера, сегодня, шагая взад-вперед по Сент-Джеймс-стрит, ожидая, когда разойдутся покупатели, чтобы поговорить с тобой. У меня было полно времени. Чем больше я думал, тем увереннее себя чувствовал. Я люблю тебя, Марселина. — Он сделал паузу. — И ты говорила, что любишь меня.

Он явно не собирался останавливаться. Не желал сдаваться. Он упрям. И у нее уже было много возможностей в этом убедиться. Если он чего-то хотел, то добивался этого, и никогда не был излишне щепетилен в выборе методов.

— Я же говорила тебе, что это ничего не меняет, — сказала она. — Ты не можешь на мне жениться. Я — владелица магазина. Лавочница. Ты не можешь жениться на лавочнице.

— Аристократы женились на куртизанках, — напомнил Кливдон, — экономках и горничных.

— И из этого никогда не выходило ничего хорошего, — вздохнула Марселина. — Если джентльмен женится на той, которая занимает гораздо более низкое положение, за это платят его жена и дети. Они становятся отверженными. И живут в неопределенности, не имея возможности вернуться в свой старый мир и не принятые новым. Не могу поверить, что ты считаешь это разумным.

— Ты и сама знаешь, что это единственная разумная вещь, — продолжал настаивать герцог. — Я люблю тебя. И хочу дать тебе все. Я и Люси хочу дать все — не только кукол, красивые вещи и образование. Я хочу дать ей отца. Я потерял семью и знаю, насколько она драгоценна. Я хочу тебя, хочу твою семью. Я хочу стать частью ваших жизней.

Марселина слышала отчаяние в его голосе, и ей хотелось плакать.

— Я знаю, что магазин — твоя страсть, — развел руками герцог, — и ты ни за что от него не откажешься. Ну и не надо. Я и об этом подумал. По правде говоря, я уже давно думаю о твоем магазине.

В этом она нисколько не сомневалась.