Тимо отставил чашку, поднявшись с кресла. Положил большие ладони на узкие плечи вампира, внезапно поразившись его хрупкости. Какая удивительная, страшная сила таилась в этом человеке! Той ночью в гроте его тело едва не светилось внутренней мощью, неистовая страстность переполняла Айрона, его взгляд сверкал, губы, припухшие от яростных укусов-поцелуев, изгибались в улыбке, присущей лишь искусителям-инкубам, – завлекающе, непристойно, развратно… Но сейчас Тимо чувствовал перед собой холодного, собранного Повелителя, который вынужден выполнить обязательный ритуал, не приносящий ему ничего, кроме застарелого раздражения.
- Необходимость в свежей крови, - понимающе протянул старлинг, лёгким скользящим движением снимая ладони с плеч Айрона, будто отталкивая его от себя, вспомнив об истинной природе вампира. – Такая страшная цена за могущество!
Стена холодного воздуха вклинилась между ними, заставив Айрона зябко передёрнуть плечами под плащом. Непроизнесённое «помни своё место, кровосос» повисло невидимым мечом, раня ледяными гранями. Конечно. Он оказал Перворождённому услугу, раскрепостив его и заставив прислушаться к потребностям своего тела, и одновременно утолил собственную жажду близости, цинично использовав двойника Лайтонена ради низменного физического акта. И так легко было представить на месте старлинга СВОЕГО Тимо! Они оба – просто обманщики, искусные лжецы, и если Таймури Эн Лайни поднял бунт против Высокого Оола, позволив Айрону сотворить с собой невозможные для старлинга вещи, то Принц Ночи лгал своему сердцу.
Но самообман должен закончиться – Луциан прав. Избавившись от одного надсмотрщика, Айрону придётся иметь дело с другим. И он вовсе не был уверен, что сможет соблазнить кого-то, кроме Тимо. Точнее, ему была отвратительна сама мысль об этом.
Настроение, и без того поганое, опустилось ниже подвалов родового замка. Стоя всё так же спиной к гостю, Айрон сказал отрывисто и холодно:
- Если вам что-нибудь понадобится, зовите прислугу. В кабинет лучше не заходить – я выставил охранный периметр, и вас он воспримет как чужака. Я сожалею о неудобствах.
- Понимаю, - в бархатном низком голосе чудилась насмешка, больно резанувшая сердце. Словно порез от опасной бритвы – тонкий, но болезненный. В который раз он дал себе зарок – не влюбляться так глупо в Тимо Лайтонена, в его безжалостную красоту и смертельное очарование. Оказывается, даже бездушная кукла, имеющая любимый облик, может страшно мстить за ошибки. Та ночь была ошибкой. Горькой, сладкой, непростительной, волшебной…
И Айрон с ужасом понимал – если вдруг доведётся, он снова сделает то же самое. И, может быть, Тимо Лайтонен всё-таки сможет вернуть себе истинное «я», избавив своего врага от тяжких мук сожалений и сомнений.
Айрон вышел в ночь упругим шагом хищника, начинающего свою охоту. Стремительный чёрный силуэт «Ягуара» последней модели плавно нёс своего хозяина в самый центр мегаполиса, миновав тихий и сонный добропорядочный пригород, окунувшись в океан неоновых огней реклам и кричащих вывесок, ярко освещённых витрин модных бутиков и дорогих ресторанов, бешеную пульсацию ритма музыки молодёжных клубов, начинавших работу после захода солнца. Просто огромный выбор охотничьих угодий!
Пару раз взгляд зацепился за угрюмых молодых парней со значком Гильдии, но, узнав Владыку, охотники предпочли отвалить без вопросов. К сожалению, приходилось с ними работать, время от времени подписывая лицензии на отстрел особенно зарвавшихся «тёмных братьев». Вампиры не убивают себе подобных – старый закон, так никем и не отменённый, породил организацию, которой управлял твёрдой рукой Патрисио Тысячеликий. Они называют себя по-разному – Гильдия, Инквизиция, Орден… Айрону было всё равно. Луциан занимался официальными расследованиями преступлений сородичей, но смертный приговор выносить приходилось именно Владыке Эргона. Ещё один камень на чашу весов его совести, и без того отягощённой немалым грузом.
Раньше было легче. Был Лайтонен, с которым можно было легко забыться, дать волю накопившейся страсти и ярости – Тимо сильный, всегда держал удар, даже если Айрон был груб, раздирая острыми ногтями спину любовника, неистово отдаваясь или безжалостно трахая его, буквально умирая от наслаждения, топя в слепящей волне оргазма все свои печали. Но теперь место Лайтонена занял этот… со стеклянными глазами и ровным, мягким голосом безликого компьютера. Да, ему показалось, что прошлой ночью что-то изменилось, но у него всегда было слишком хорошее воображение.