Сквозь шторы мягко сияло местное солнце. Согласившись жить во Дворце Ночи, Тимо совершенно осознанно принял распорядок дня Владыки Эргона, засыпая с рассветом и вставая к закату, но сейчас было ещё слишком рано даже для сумерек. Бледное золото сплетало изящную, неповторимую паутинку-лабиринт на ковре и гардинах, высвечивая фрагменты сложных узоров.
«Совсем как моя память», - невесело подумал Тимо. Халаан никогда не говорил прямо, что произошло. Просто однажды пришёл и заявил, что берёт его учеником. Тимо стремился заполнить пустоту в своём сердце новыми знаниями, но напрасно. Никто из наставников не мог ответить на большинство его вопросов, и вскоре юный Таймури понял – чтобы меньше привлекать к себе внимание, нужно быть «как все». Это оказалось до смешного просто. И никто не мог раскусить его ложь. Никто, кроме Айрона. Но можно ли ему доверять? Эти мысли изводили сознание бесплодными попытками обрести ответы, но в конце концов ему удалось забыться тяжким сном, не принесшим, впрочем, долгожданного спокойствия и отдыха.
+++
Владыка и его советник выглядели одинаково утомлёнными, так что даже робкий секретарь выразил надежду на перерыв в государственных делах. Предложение было встречено весьма благосклонно ко всеобщему облегчению, и Айрон увлёк своего гостя заманчивой идеей конной прогулки под полной луной.
- Я люблю такие тихие ночи, - признался Владыка Эргона, выводя своего осёдланного скакуна вороной масти из конюшни. – Лунный свет серебристыми всполохами ложится на волны, и слышно, как океан тихо вздыхает во сне.
- Вы романтик, - бледно улыбнулся Тимо, похлопывая ладонью по крутой шее белоснежной кобылицы. Ему не доводилось прежде сидеть в седле, однако Айрон оказался отменным учителем, и поездка размеренным шагом вдоль границы прибоя не вызвала у старлинга затруднений.
Некоторое время они молчали, думая каждый о своём, и ночной бриз пел им свои нежные песни, игриво срывая белые барашки пены с набегающих на берег волн. Айрон вдруг продекламировал отрывок из старой пьесы, посвящённой луне, и Тимо, заинтересовавшись, потребовал продолжения истории. Повелитель Эргона без возражений и даже в лицах пересказал старлингу историю любви солнца и луны, на что Тимо заметил:
- Весьма печальная баллада.
- Неразделённая любовь всегда печальна, но у счастливой истории нет шанса войти в легенды.
Айрон загадочно улыбнулся, и Тимо вновь пронзило, словно молнией, полу-воспоминание, полу-фантазия: Принц Ночи танцует под неслышную музыку страшный и вместе с тем прекрасный танец, а под его ногами вспыхивает ядовито-зелёным светом огромная пентаграмма. Она пульсирует в такт движениям вампира, становящимся всё более откровенными, волнующими… эротичными. И мистическая пульсация ускоряется вместе с биением сердца невольного зрителя таинства. Страстный, неистовый, такой живой! Но вот, в последнем, отчаянном аккорде Айрон вскидывает руки к луне, блестит холодным светом кинжал, тут же обагрившийся кровью, и, совершенно обессиленный, мужчина опускается на гаснущие линии пентаграммы, вновь подтвердив своё родство с Ночью и право говорить с народом Эргона от Её имени.
Встряхнув головой, Тимо вернулся в реальность. Сказал, тщательно следя за своим голосом:
- В итоге и солнце, и луна из вашей сказки так и остались одинокими.
- Это так. Но если их разделяет расстояние и время, то в разговорах людей они всегда вместе. Разве подобное единство не прекрасно? А вам, Тимо, было когда-нибудь одиноко?
- Одиноко? – Переспросил Перворождённый, задумчиво нахмурившись. – Я не думал об этом.
- Ах, конечно, - немного грустно усмехнулся вампир. – Наверное, подобные тонкие чувства не должны тревожить вечный покой и умиротворённость старлингов, но разве это и не называется «одиночество»? Как это грустно и больно – существовать вечность и не сметь разделить её с кем-то близким, даже если вас, как луну и солнце, разделяет бездна. Знать, что во вселенной есть любящее сердце, надеяться, что когда-нибудь ваши пути пересекутся и взгляды встретятся вновь. Для того, чтобы разойтись ещё на одну вечность. Вот что поистине прекрасно и позволяет жить ради этих редких, но наполненных до краёв искренними чувствами встреч.
Тимо ослабил воротник рубашки, но ему по-прежнему было душно. Странная тревога засела в сердце отравленной иглой, и он не смог жестоко высмеять безукоризненными логическими выкладками слишком эмоциональную речь вампира. Не хотел. Потому что слова Айрона тронули нечто глубоко внутри, разбередили старую рану, и теперь она болела и ныла подобно фантомной боли, возникающей на месте отрубленной конечности. За горизонтом заворочались тучи и блеснули далёкие молнии, заставившие Принца Ночи озабоченно взглянуть в ту сторону.
- Кажется, собирается гроза, - неуверенно сказал он, натягивая поводья.
- Она ещё далеко, - возразил Тимо, глядя на собеседника почти умоляюще. Ему не хотелось прерывать прогулку, даже рискуя вымокнуть до нитки.