Соблазненная принцем

В ясную погоду они выбивали ковры и гобелены, так что не оставалось ни пылинки, и мыли окна уксусом, разбавленным водой. Когда было сыро, они чистили комнаты на верхних этажах, в которых, как подозревала Виктория, уборка не делалась в течение нескольких поколений. В тот день, когда за окном моросил дождь, и все было серым, они забрались на чердак в поисках чего-нибудь такого, что можно было бы повесить на стену, чтобы избавиться от ощущения гулкой пустоты на верхней галерее. Они просмотрели скатки старых ковров и сложенные старые шторы.

Виктория опустошила шкаф, протерла его и принялась складывать простыни и одеяла, возвращая их на полки и разговаривая при этом вслух сама с собой:

— Я должна уехать… Рауль сказал… мистер Лоренс сказал, что как только начнется революция, он отошлет меня отсюда.

— Значит, вы должны уехать, — сказала Хейда, которая просматривала содержимое сундуков, стоявших возле стены.

Вытащив старую одежду, старые шляпы и обувь, она кое-что оставила, а остальное бросила на кучу тряпья.

— Но я обещала попрощаться с ним перед отъездом, — сказала Виктория и, закончив складывать белье, закрыла дверцу шкафа.

— Вы могли бы написать ему прощальное письмо.

— Да, могла бы.

— А я бы его доставила.

— Правда?

Виктория с некоторым удивлением посмотрела на Хейду. Ах, она, перебежчица!

— Конечно, правда. Вы моя хозяйка. Я живу, чтобы служить вам.

— Ты говоришь это с сарказмом.

— Нет, нет. Я говорю совершенно искренне.

Оказавшись в одинаковом положении, они очень подружились.

Но Виктория слишком хорошо знала Хейду. Она хотела, чтобы Виктория думала о Рауле, чтобы она горевала о нем, мучилась и чтобы желала остаться здесь до тех пор, пока он сам ее не отпустит.

А Виктория твердо решила уехать, как только узнает, что он остался жив после этой своей проклятой революции.

За окнами завывал ветер. Виктория и Хейда с тревогой думали о своих товарищах, которым негде укрыться в такую сильную бурю, и с каждым раскатом грома все сильнее испытывали чувство вины перед ними.

Хейда, ухватившись за ручку следующего сундука, попыталась подтащить его к окну, но не смогла.

— Он слишком тяжелый, — сказала она.

Виктория без возражений взялась за тяжелый сундук.

— Позволь, я сделаю это, — сказала она.

Однако сдвинуть сундук с места не смогла.

Хейда подошла с другой стороны и пыталась толкать сундук, когда Виктория его тянула на себя.

Сундук скрипел, но почти не двигался.

— Что в нем такое? — спросила Виктория. — Золотые слитки?

Обе женщины посмотрели на большой замок, висевший на сундуке, и взглянули друг на друга.

Викторию охватило возбуждение.

Золотые слитки? Сокровище? Неужели это правда?

Хейда позвенела большой связкой ключей, висевшей у нее на поясе.

— Ты сможешь отпереть замок? — спросила Виктория.

— В руках мастера один из этих ключей отопрет его. А я мастер.

— Приятно слышать.

Превозмогая боль, Хейда опустилась на пол. Встав перед сундуком на колени, она стала пробовать ключи один за другим. Дважды она прекращала работу, пыталась повернуть ключ, но потом качала головой и переходила к следующему.

Только седьмой ключ издал щелчок. Замок открылся, и Хейда с победоносным видом улыбнулась Виктории.

Они вместе подняли крышку и заглянули внутрь. Сверху находились письменные принадлежности — перо, перочинный нож, чернила и бумага, лежавшие на портативной конторке.

Виктория подняла все это и отложила в сторону.

Под ними лежали аккуратно сложенные мужская сорочка, брюки, пиджак и начищенные штиблеты из блестящей черной кожи. Одежда была изготовлена по последней моде из самого лучшего материала самым лучшим портным… По спине Виктории пробежал холодок предчувствия. Хейда убрала одежду, а под ней… даже при тусклом свете их глаза ослепил блеск золота.

Монеты… сотни монет.

Виктория поднесла к глазам одну из них.

— Французская. Достоинством в сорок франков. — Она с трудом проглотила ком, образовавшийся в горле. — Возможно, это было очень давно припрятано на черный день.

— Нет, — сказала Хейда, решительно покачав головой. — Крышка сундука чистая, чернила не высохли, а одежда сшита по последней моде.

Виктория вгляделась в монету внимательно:

— И монета недавно отчеканена. Чье же это?

Они услышали, как в коридоре раздался звук взводимого пистолетного курка и мужской голос произнес:

— Мое.

Глава 44

Дождь шел, не прекращаясь, уже в течение целых суток, что отнюдь не способствовало улучшению настроения. В полдень люди Данела собрались вокруг небольшого костра и пили кофе, а сам Данел прохаживался туда-сюда, разбрызгивая при каждом шаге грязь своими огромными черными сапогами.

— Пропади он пропадом, этот Закери. Если он позволил, чтобы де Гиньяры его убили, я буду преследовать его до самых врат ада и заставлю умолять дьявола спасти его от меня.

— А что, если он попал в плен к де Гиньярам? — спросил Рауль.

— Тогда они заставят его пожалеть об этом, — мрачно заявил Данел.

Мятежники больше всего на свете боялись, что один из их людей попадет в руки де Гиньяров, не вынесет пыток и признается во всем, что им известно.