Она села рядом и попыталась обнять меня, но я ее оттолкнула. С каждым словом во мне все больше вскипала злость. Все до единого ее слова вызывали отторжение. У нас с Эриком было не так. Она и не представляла. Да как она вообще смела говорить мне о наивности?
— Я быстро купилась, да? А ты, мам? Ты бы себя видела.
Не удержалась и передразнила ее томный взгляд.
— О, Эрик, ты такой душка! Расскажи нам о себе.
Мама попыталась что-то сказать, но я ее перебила новыми доводами.
— Ты мне говоришь о глупости и наивности, о заботе со стороны мужчины, в то время как сама живешь во лжи. Твой обожаемый Оливер ничто иное, как кусок…
— Не смей! — заорала мама и резко встала.
Но я уже слишком завелась.
— Да он кобель! Ты же не можешь быть настолько слепой! Ты же должна видеть, как он смотрит на других женщин. Господи, мама! И ты мне говоришь о любви? Он тебя не любит. И никогда не любил так, как папа. Ты променяла шило на гребаное мыло!
За секунду оказавшись возле меня, мама залепила мне звонкую пощечину с выражением всепоглощающей ярости на лице. Я охнула и, схватившись за щеку, посмотрела на нее, в точности отображая ее взгляд.
Она первая отвела глаза и сцепила руки в плотный замок, будто пыталась удержать их.
— Я не смогу всегда быть рядом, — тихо и медленно заговорила она. — Не смогу вечно заботиться о тебе. Однажды наступит день, когда и я…
Ее голос дрогнул, и я видела, как заблестели ее глаза.
— Когда мне понадобится твоя помощь.
Эти слова предположительно должны были вызвать жалость, но я все еще была слишком зла. Для меня это звучало так, будто мама пыталась превратить мою жизнь в такой же ад, в котором варилась сама. Но главное, чтобы у меня были деньги, которыми я могла бы снабдить ее в старости. Нет, я не могла ее жалеть.
— Ты сама сделала свой выбор, — прошептала я. — Дай мне сделать свой. Даже если я наделаю кучу ошибок. Это будут мои ошибки.
Жестко сжав челюсти, Элизабет не ответила и направилась к двери. Я думала, что она сейчас уйдет и хотя бы подумает о нашем разговоре. Но все оказалось куда серьезнее.
Вытащив ключ из скважины замка, она вставила его с обратной стороны и произнесла:
— Я не буду просто сидеть и наблюдать, как ты гробишь свою жизнь.
Я сделала шаг, чтобы остановить маму, но она быстро закрыла дверь и провернула ключ.
Прокричав ругательство, я топнула ногой и швырнула стоящий рядом стул. Это было слишком. Нет, это неописуемо! Она заперла меня!
Подбежала к двери, дернула за ручку, застучала кулаками и позвала на помощь. Музыка и смех с нижнего этажа стали громче. Обреченно зарычав, я подошла к столу и взяла свой телефон. Позвонить в полицию? Папе? Эрику?
Естественно, Эрику. Мама ошибалась. Ему не нужны деньги. Ему нужна я. Он не оставит меня, не отвернется и не бросит в беде. Он надежный. В сто раз надежнее Калеба, Оливера, Лиама, всех их вместе взятых.
Я набрала вызов и вскрикнула от неожиданности, услышав трель прямо за стеклом. Эрик снова взобрался на выступ и стоял перед моим окном. Мобильный в его руке звенел, и когда я подошла, разглядела на дисплее фотографию моей обнаженной филейной части, а также надпись «Вкусняшка».
Я бы рассмеялась, но дикость в глазах Эрика меня напугала. Весь его вид пугал. У него были взъерошены волосы, порвана рубашка, а с разбитой брови стекала тонкая струйка крови. И он смотрел на меня так, будто собирался разорвать.
Не знай я его, точно так бы и подумала. Но ведь это Принстон. Мой наглый бессовестный искуситель.
Открыв окно, я быстро отошла назад, давая ему место для маневра. Он не залез, а буквально запрыгнул в комнату и резко рванул ко мне.
— Эй! — возмутилась я, когда Эрик схватился за края моего платья. Я и пискнуть не успела, как он дернул ткань, с легкостью разрывая ее.
Я осталась стоящей посреди комнаты в одном лишь белье и лохмотьях. Снчала поразилась, а через мгновение разозлилась.
— Знаешь что! — возмущенно произнесла я. — Мне, конечно, тоже это платье не нравилось, но ты не…
Эрик наклонил голову, глядя на меня исподлобья, и грозно рыкнул, чем до жути напугал. В самом деле стало страшно, даже мурашки пробежали по спине.
А после он рванул к моему шкафу и, словно безумец, начал рвать на клочки одежду. На секунду показалось, что у него появились когти. Встряхнув головой, я отошла от шока и заорала:
— Эрик! Остановись.
Он повернул голову, будто только заметил мое присутствие, отбросил испорченное платье от «Gucci» и твердым шагом направился ко мне.
С колотящимся от волнения сердцем я попятилась назад.
— Ты что это задумал? Как ты…
Договорить мне помешал резкий рывок. Я оказалась прижатой к горе мышц. Эрик схватил меня в охапку так сильно, что стало трудно дышать.
— Ты только моя, — выдавил он. Так грозно и властно, что по телу прокатила новая волна мурашек. Только на этот раз страха не было. То ли опьяняющий аромат вскружил мне голову, то ли обжигающий взгляд и это безапелляционное "моя". Боже, я взорвалась за секунду. Тревога, непонимание и злость пропали, их заменило чувство непередаваемой нежности и потребности угодить Эрику. Быть рядом, успокоить.