Сломя голову, я носилась по спальне, пытаясь найти такую одежду, которая говорила бы: «Когда наш ребенок отправится спать, я хочу оттрахать тебя до потери сознания, но при этом не хочу выглядеть отчаявшейся или шлюховатой». Я три раза помыла с кондиционером волосы, два раза побрила ноги и нанесла на них столько лосьона, что, наверное, когда Картеру в следующий раз захочется подрочить, ему будет достаточно просто одолжить у меня ноги. Я вытащила из ящика пару белых кружевных стрингов и, придерживая полотенце, замерла перед зеркалом. Потом засунула их обратно. Белый был цветом девственниц. А я не хотела быть девственницей. Я хотела быть безумной сексуальной оторвой в умеренно-шлюховатом красном белье.
Зазвонил телефон. Сражаясь с полотенцем, я нащупала на туалетном столике сотовый и плечом прижала его к щеке.
– Надень красные кружевные шортики с низкой посадкой и пуш-ап лифчик в тон.
– Лиз, какого хрена? Как ты… я не… – забормотала я в трубку.
Она испустила театральный вздох.
– Ну, поскольку ты не оповестила меня, что сегодня ночью твоя промежность собирается прокатиться на Картер-экспрессе, пришлось искать других информаторов.
– Лиз, я сама узнала всего полчаса назад. Клянусь, я собиралась позвонить тебе. Но ты-то, черт побери, откуда все знаешь?
– О, просто Джим наткнулся на Картера в магазине. Он покупал презервативы – причем экстра-маленькие. Кто бы мог подумать, что их выпускают и детских размеров.
– Ха-ха, очень смешно, – с сарказмом ответила я. – Кстати о гигантских вагинах. Что-то в последнее время ты перестала случайно набирать меня во время секса. Неужели Джим приостановил вылазки в твою бездонную впадину?
Тут ко мне в спальню зашел Гэвин – с рюкзачком с героями из «Истории игрушек» за спиной. Перспектива ночевки дома у Картера привела его в такое радостное возбуждение, что он уперся и сказал, что соберет свои вещи сам. Я, правда, заглянула в рюкзак одним глазком, когда он отвлекся, а то в прошлый раз, собираясь к отцу, он взял с собой только грязный носок, восемь плюшевых игрушек и пластмассовую вилку.
– Лиз, мне пора. Пришел твой крестник, а мне нужно закончить собирать вещи, – сказала я, когда Гэвин начал прыгать у меня на кровати.
Я щелкнула пальцами и указала на кровать. Он немедленно поджал коленки и приземлился на задницу.
– Не забудь захватить с собой детский бенадрил[41] и рулон скотча, если не хочешь услышать вопль «Мамочка!», когда в тебе будет пенис. Это совершенно не возбуждает, сколько бы Картер не утверждал обратное. Никогда. Уж поверь.
Только этого мне сейчас не хватало – представлять, как Джим, вспахивая Лиз, кричит «Мамочка!». Поспешив отключиться, я достала из второго ящика красный лифчик и трусики, которые Лиз подарила мне два года назад по случаю устроенного ею же для меня свидания вслепую. Кавалер, которого она мне нашла, явился на целый час раньше и спросил, не могли бы мы сразу приступить к делу, чтобы он мог поскорее уйти. Очевидно, ему было нужно успеть до прихода матери убраться у себя в комнате и, пока она не заметила, вернуть ей ее машину. В общем, излишне говорить, что этикетки на этом красном белье остались в целости и сохранности.
Не обращая внимания на Гэвина, который, сидя на кровати, глазел на мое отражение в зеркале, я втиснулась в лифчик. Я уже давно поняла, что с маленьким ребенком про уединение можно забыть. Если, переодеваясь при нем, прикрываться или прятаться за дверью шкафа, это лишь сделает его еще более любопытным. И под «любопытным» я имею в виду «доставучим». Лучше всего спокойно заниматься своими делами, а если возникнут вопросы, то я, как положено взрослому рассудительному человеку, легко с ними справлюсь. В теории.
– Мам, ты надеваешь на себя сиськи? – спросил Гэвин.
Качая головой, я рассмеялась.
– Наверное, можно и так сказать, раз уж мой лифчик почти целиком состоит из подкладок.
Подняв лямки на плечи, я повернулась к нему лицом и взяла лежащие в ногах кровати джинсы.
– Мам, а что это за красные штуковинки? – спросил он.
– Какие еще красные штуковинки? – рассеянно проговорила я и, натянув джинсы, уставилась на разложенные на кровати четыре блузки, из которых мне предстояло выбрать одну.
– Которые у тебя на сиськах.
Я закрыла глаза и опустила голову.
Итак. Вот он, мой шанс проявить себя взрослым человеком. Гэвин задал рациональный вопрос, значит я должна дать ему рациональный ответ. Верно? Но ему только четыре. В каком возрасте ребенку положено узнать слово «соски»? Стоит ли быть с ним честной или лучше что-то придумать? Через несколько месяцев он пойдет в детский сад. Что, если дети там заговорят о пустышках или увидят котенка, сосущего у своей матери молочко? Если что-то придумать, то мой ребенок обязательно скажет:
– Не-а. Моя мамочка сказала, они называются «дудони» и нужны просто для украшения.
Моего сына поднимут на смех, и у него на всю жизнь останется травма. Я практически услышала, как Роберт Де Ниро говорит у меня в голове: «У меня тоже есть дудони, Грег, может подоишь меня?»
– Они называются «соски», Гэвин.
Честность – вот лучшая политика.