Соблазн быть счастливым

На этот раз я один улыбаюсь собственным словам. Синьора Витальяно нашла в себе смелость переступить порог комнаты и теперь смотрит на нас так, будто мы – два привидения. Эмма очень бледна, и мне кажется, что у нее выступил холодный пот. Она дрожит. Я хватаю с постели простыню и укрываю ее, а затем приближаю губы к ее уху – всего в нескольких сантиметрах от темной лужи, продолжающей свой неумолимый путь по направлению к плинтусу. Кровь нас пугает. Наше тело нас пугает – оно кажется нам темной и неизвестной бездной – такой же, как космос; мы стараемся не придавать им обоим слишком много веса, чтобы не оказаться им раздавленными.

– Хочешь знать кое-что смешное? Это секрет, который я никогда еще никому не открывал, – шепчу я ей на ухо. – Та Эмма, о которой я тебе говорил, женщина, в которую я был без памяти влюблен…

У Эммы едва заметно двигаются зрачки. Значит, она слушает то, что я ей говорю.

– Она была моложе тебя, когда я с ней познакомился, и мне так никогда и не удалось ее покорить. Не смотри на меня так! Да, я был женат, но я никогда и не утверждал, что был приличным человеком.

Кошатница вытягивает шею, чтобы услышать мои слова, но она слишком глуха, чтобы что-нибудь понять.

– Как бы то ни было… я тебе еще не сказал самого худшего.

Я выжидаю несколько секунд. Я думал унести этот секрет с собой в могилу, а теперь оказывается, что доверяю его девчонке, с которой только недавно познакомился.

– Эмма – это сестра моей жены…

На этот раз я уверен, что она поняла. Ее рука пусть и очень слабо, но сжимается вокруг моей. Вполне возможно, что если бы она могла, Эмма назвала бы меня мерзавцем – в этих случаях женщины проявляют большую солидарность. Именно поэтому я никогда ни с кем об этом не говорил, даже с Россаной. Может быть, именно поэтому я решил сделать это сейчас – с единственным человеком, который не может мне ответить.

– В любом случае… – пытаюсь продолжить я, но как раз в этот момент в комнату вваливаются два фельдшера «Скорой» и нетерпеливо отстраняют меня от нее.

Я так и остаюсь сидеть на полу, глядя на то, как Эмме помогают два типа, которые действуют очень слаженно и, кажется, знают свое дело. Они даже не разговаривают между собой: один совершает манипуляции, другой контролирует сердцебиение, потом проверяет зрачки. Нет, не смотрите ей в глаза, – хочется мне закричать, – в них нет света, но скоро они вновь засияют. Прошу вас, только не надо замечать, что Эмма умирает. Я пытаюсь подняться, но мне приходится сразу же присесть на кровать. Мир вокруг меня вращается. Парни со «Скорой» все еще занимаются Эммой: они вытаскивают руку у нее из-под поясницы и поворачивают ее.

Решив, что для меня все это уже слишком, я выхожу из комнаты и из квартиры на лестничную площадку, где тем временем уже столпились соседи. Марино направляется мне навстречу, но я останавливаю его жестом и подхожу к лестничному окну, тяну за задвижку и распахиваю его настежь. Лицо мне обдает волной свежего воздуха, и только сейчас мне кажется, что я снова начал дышать. Прямо подо мной в нескольких метрах мигалка машины «Скорой помощи» окрашивает в синий цвет лица нескольких человек, с любопытством уставившихся вверх.

Я возвращаюсь в квартиру: Эмма лежит на носилках, глаза у нее закрыты. Я не задаю вопросов: не хочу слышать ответов. Появляются двое полицейских, которые смотрят вокруг с задумчивым видом и затем вызывают коллег по рации. Один из этих двоих пристально смотрит на меня и, кажется, хочет подойти, но, к счастью, врачи со «Скорой» отвлекают его внимание:

– Вы поедете с нами? – обращаются они ко мне.

Я киваю; полицейским придется подождать. Все равно они понимают, что это не мог быть я – у старика не хватило бы сил устроить подобный ужас. Если бы безумие проявлялось только в пожилом возрасте, скольких трагедий можно было бы избежать.

Я иду за носилками. Эмма уже без сознания. Когда я выхожу из спальни, мой взгляд падает на золотую рыбку. Она больше не бьется: уже отмучилась. Даже в жизни бедной рыбки важно везение – этой не повезло оказаться в неправильном месте в неправильное время. Если бы ей довелось попасть в мой дом, то сейчас она мирно плескалась бы в своем аквариуме, ругаясь разве что на не слишком чистую воду, в которой она вынуждена влачить свое существование.

Никому из нас не дано выбрать, где окажется его аквариум – на мирной кухне старика-пенсионера или на комоде в коридоре дома, где случится трагедия. Как говорится, все решает случай. И иногда он может решить так, что наш мир, наш стеклянный шар, разлетится на тысячу осколков, и нам останется лишь ловить воздух ртом в надежде, что какая-нибудь милосердная душа пройдет мимо и подберет нас.

Проблема в том, что почти всегда ожидание длится дольше, чем агония.

«Пятое мая» наизусть