Однако со мной произошло одно событие, которое изменило мой жизненный путь, стало одним из тех маленьких или больших невидимых перекрестков, заставляющих тебя свернуть в другую сторону. В общем в числе стольких моих юношеских влюбленностей была одна продавщица из булочной у моего дома. Ради нее я очертя голову бросил и школьницу из Кьяйи, и старый книжный магазинчик. Однако с булочницей у меня ничего не вышло: у нее был просто невозможный режим работы, и вдобавок на каждое наше свидание она притаскивала горячие булочки. Я представил себе наше будущее и увидел себя скучающим и невероятно толстым – так что ее я тоже бросил и ударился в учебу. Вскоре был получен заветный диплом бухгалтера, и благодаря ему я и пошел по пути, приведшему меня туда, где я сейчас. Если бы только тогда я не встретил булочницу, то может статься, что я в конце концов женился бы на школьнице и так бы и продолжал бывать в старом книжном магазине. Может быть я бы даже попросился туда на работу, и мои первые профессиональные шаги я бы сделал именно там, а не в Партенопе-Сервис.
Как бы то ни было, однажды – у меня к тому времени была уже Звева – я оказался в этих краях и заметил, что моего любимого книжного больше нет: его место было занято энным по счету магазином женской обуви. Именно в этот момент я осознал, чт
Добравшись до дома, я иду прямиком в кладовку и беру молоток и пару гвоздей. Уже поздно, но мне на это плевать – одну ночь могу и я побыть тем, кто не дает спать соседям. Я вешаю Супермена в центре стены в гостиной, прямо над диваном, и замираю перед ним как завороженный.
– Да, ты мне нравишься! – восклицаю я, наглядевшись.
Как нравится мне и Лео Перотти. Мне нравятся Данте и Звева, Россана, Эмма, Марино и кошатница. Может, сегодня вечером даже старикан, тискающий мою дочь, показался бы мне не так уж плох. По правде говоря, нельзя быть все время мрачным необщительным бирюком, иначе другие рано или поздно могут в это поверить.
Я иду на кухню и наливаю себе бокал вина. Закрыв дверцу холодильника, я вдруг замечаю Вельзевула, который смотрит на меня с сонным видом. Я отдаю ему последнюю оставшуюся пластинку сыра, а потом хватаю его за шкирку и несу с собой в спальню. Прежде чем раздеться и лечь, я глажу его по голове, и его мурчание заставляет меня невольно улыбнуться. Да, все как я и думал – я и правда становлюсь слишком старым.
In vino veritas[23]
Раздается звонок в дверь. Я чертыхаюсь. Должно быть, это синьора Витальяно: снова желает выяснить что-нибудь о жизни Эммы. Что ж, это подходящий случай послать ее куда подальше. Приклеившись радужкой к дверному глазку, я обозреваю лестничную площадку: все видимое пространство заполняет собой фигура Марино. Меня охватывает оторопь – не знаю, сколько времени он не выходил за порог своей квартиры. Я открываю дверь – он смотрит на меня, улыбаясь, и я улыбаюсь ему в ответ. В конце концов, мы с ним два сапога пара: оба мы неспособны обниматься.
– Ты все-таки заставил себя вылезти из этого мерзкого кресла! – восклицаю я с воодушевлением.
– Ну да, – признается он, – мне нужно было тебе кое-что сказать, и я уже потянулся к телефону, но потом подумал: «Черт, лучше я поднимусь и скажу все ему лично!»
– Я горжусь тобой. Давай проходи, выпьем по бокальчику вина.
– Спасибо, Чезаре, но ты же знаешь, что вино мне пить не стоит.
Я усаживаю его за стол и наливаю ему вина, будто ничего и не слышал.
– Марино, сколько ты еще собираешься жить? Будем откровенны, тебе не так много осталось. Люди после восьмидесяти лет умирают. Так уж происходит, и ничего с этим ты не поделаешь. Более того, тебе еще повезло, что ты дожил до этого возраста! Так что если ты сейчас выпьешь бокальчик слабенького вина, кто тебе хоть слово скажет?
Марино искоса смотрит на меня и смеется.
– Вот ты все-таки молодец, Чезаре. – Он отпивает большой глоток. Потом ставит бокал и оглядывается по сторонам. – Мне казалось, что эта кухня была какой-то другой.
– В каком смысле?
– Более чистой, более прибранной, более уютной.
– Само собой: последний раз, когда ты сюда приходил, это было при Катерине. И как раз потому, что ее нет, ты замечаешь отсутствие всех этих «более».
Марино снова кивает, я по новой наполняю бокалы и протягиваю свой, чтобы чокнуться с ним.
– Нет, Чезаре, ты хочешь, чтобы я сегодня умер… – произносит он неуверенно.