Соблазн быть счастливым

– Ну, если бы ты спросил меня до сегодняшнего вечера, то я бы ответила, что да.

У меня вырывается веселый смешок. В конечном счете, не так уж сложно произвести впечатление на окружающих: достаточно просто приложить усилия и вытащить из себя слова, даже когда они отчаянно не желают выходить наружу.

Прощаясь, Лео пожимает мне в дверях руку с той же сердечностью, какую он высказал при моем приходе. На этот раз я отвечаю ему тем же: в конце концов ему удалось произвести на меня хорошее впечатление, а этим мало кто может похвастаться; и потом, он любит моего сына и, возможно, заботится о нем так, как я о нем не заботился. Зато Данте меня обнимает. Я не отстраняюсь, хотя от его сладкого парфюма меня тошнит. На самом деле я испытываю неловкость от этого его жеста, но мне нравится думать, что это от парфюма.

– Теперь я лучше пойду, – наконец говорю я.

Я старик, а старикам не положено раскисать. Хватит уже того, что они могут обделаться, а если они еще и примутся хныкать, то это будет все равно, что общаться с младенцем.

Звева выходит вместе с нами:

– Вас подвезти?

– Нет, спасибо, мы поймаем такси по дороге, заодно и пройдемся, – отвечаю я.

Она тепло прощается с Россаной и протягивает ей свою визитку, а потом обнимает меня так же, как сделал ее брат несколько минут назад. Так значит, это правда, что в жизни наступает момент, когда ты примиряешься с родителями. Полагаю, что он наступает тогда, когда продолжать тешить свою злость становится более утомительным, чем поставить на ней крест.

– Не переживай за нас. Мы больше довольны жизнью, чем ты себе представляешь, – шепчет она мне на ухо, прежде чем выпустить меня из объятий.

Я оглядываю ее. Она всегда была элегантной – как и ее мать – но сегодня вечером она кажется мне еще и очень красивой, более мягкой и округлой. Может быть потому, что она чуть менее резкая, чем обычно.

– Поцелуй за меня Федерико, – только и говорю я.

На обратном пути Россана выглядит веселой.

– Вечер был просто чудненький, – внезапно произносит она.

Шелест сухих листьев служит аккомпанементом нашему разговору.

– Ну да, – откликаюсь я, поправляя поудобнее картину Перотти под мышкой.

В конце концов я не смог от нее отказаться. Я повешу ее в гостиной: по крайней мере хоть кто-то будет мне улыбаться и составлять мне компанию в долгие бессонные ночи.

– Во всяком случае твои дети очень милые. И они жутко тебя любят!

– Да ладно, иногда я просто уверен, что это не так, особенно в том, что касается Звевы.

– Ну что ты такое говоришь? Видно, что она просто обожает тебя, так же как все дочери!

Я корчу сомневающуюся рожу, она заливается хохотом и звонко чмокает меня в губы. Вместо ответа я опускаю голову и делаю вид, что смотрю на часы, чтобы она не заметила моих покрасневших щек.

Молча мы проходим по улице деи Милле[21] и ныряем в еще открытую джелатерию, где, все еще находясь под впечатлением от макробиотического штруделя Перотти, берем себе по рожку яблочного мороженого из яблок аннурка[22]. Потом Россана задерживается у одной из погашенных на ночь витрин, а я пользуюсь этим, чтобы оглядеться вокруг и на мгновение предаться воспоминаниям; они подстерегают на каждом углу – нужно только обладать хорошим зрением и живой памятью. Вон там напротив, к примеру, когда-то был книжный магазин с белоснежными стенами и стеллажами медового цвета. Я заходил туда каждый день, любуясь светлым деревом, детали которого держались вместе сами по себе, без шурупов и гвоздей, как по волшебству, делая магазин похожим на огромный парусник. Сейчас уже нет таких прекрасных книжных магазинов – во всяком случае, у нас в городе.

В те времена я встречался с девочкой, ходившей в лицей имени короля Умберто, в нескольких метрах отсюда, даже вернее «встречался» – неточное слово, я был в нее по-настоящему влюблен. Я всегда влюблялся в женщин, с которыми ходил на свидания. Мы с влюбленностью сразу же понравились друг другу, это вот с последующим чувством – тем, что люди называют любовью – у меня никогда не возникало искры. Но это уже другой разговор, а я говорил о книжном магазине, где однажды я укрылся от лившего стеной дождя, а моя драгоценная все никак не собиралась выходить из школы. Я был зачарован этим волшебным местом и книгами и начал думать, что в один прекрасный день у меня тоже мог бы появиться мой собственный книжный магазинчик.