Я так и сделала. И уже уловила некое изменение в его тоне: он стал более холодным и более профессиональным. Удивление переросло в подозрение. Мне подумалось, что до сих пор он, видимо, пытался как-то меня каталогизировать, но безуспешно. Я явно не была застенчивой девчушкой с комплексами. Не была и замужней женщиной с рухнувшими надеждами. Не была я и ныряльщицей в бассейн с наркотиками. Но, поместив меня в категорию «другое», он наверняка считал, что в конце концов я,
Я сдержалась, хотя меня подмывало улыбнуться. Пришла я сюда не глазки строить, а избавиться – от всего. Так что я начала говорить, и очень спокойно, еще до того, как он успел задать вопрос. В кабинете, как всегда, царил полумрак, только монитор ноутбука освещал лицо доктора и слегка подсвечивались по углам какие-то индейские артефакты, дипломы, шахматная доска.
– Вы ничего не найдете обо мне ни в «Winf-Pat», ни где бы то ни было еще. Мое удостоверение личности и карточка социального страхования выписаны на имя Елены Фуэнтес. Но все эти данные не настоящие. Нет ничего действительно моего, за исключением инициалов в той статье. Больше ничего. Я – никто.
Он, как показалось, уже решил, что это заявление вызвано моей печалью, поэтому я поспешила добавить:
– И то, что я вам сейчас говорю, – тоже ничто. Вы этого не слышите. Этой беседы никогда не было. Я некое подобие актрисы, однако моя настоящая жизнь – государственная тайна. Если вы выйдете вот в эту дверь и расскажете секретарше хотя бы половину того, что я сейчас наговорю, ни один из вас не протянет и двадцати четырех часов. Представьте, что я – ядовитый газ, заключенный в стеклянную колбу. Со мной следует обращаться с большой осторожностью.
– Ты причинишь мне вред? – спросил он, не меняя выражения лица.
– Не
Я сделала паузу. Выражение лица Валье было миной профессионала, который уже пришел к некоему заключению. Он смотрел на меня как на несчастную девицу, которая «набивает себе цену», не останавливаясь даже перед явным безумием: «Посмотрите на меня, доктор: вон какая я важная». Я была полна решимости развеять его заблуждения, но хотела действовать постепенно, не выпрыгивая на подиум, подобно дебютантке.
– Это – хорошая часть меня, – продолжила я. – Плохая заключается в том, что я эгоистка и… и с вами в первый раз почувствовала себя спокойно и в безопасности. Желание вновь испытать это ощущение привело меня сюда… Так что сегодня утром я решила вернуться и подвергнуть вас опасности, чтобы получить новую порцию поддержки. Но решение остается за вами: если не захотите слушать дальше, я прекрасно пойму. Я уйду, и вы больше никогда меня не увидите. О рисках я вас предупредила.
Он даже не дал мне закончить. Как только я произнесла «я уйду», он выставил вперед руку, будто слова мои были солдатами, выдвинувшимися в его сторону с агрессивными намерениями.
– Диана, я нахожусь здесь как раз для того, чтобы выслушивать разные истории. Ты пришла рассказать, я выслушаю и постараюсь тебе помочь. – Он позволил себе улыбнуться. – И не беспокойся, пожалуйста: сколь бы странным ни было то, что ты собираешься мне поведать, уверяю тебя – мне приходилось слышать еще более странное.
Я тоже улыбнулась. Повисла пауза – такая долгая, словно послеобеденное сидение за столом в дружеской компании. Наконец я произнесла, все еще улыбаясь:
– У вас нет ни малейшего представления о том, что я намерена рассказать.
Я проговорила минут десять, прежде чем он остановил меня. Все уже было по-другому: я – актриса, Валье – моя публика. И постепенно в центре его внимания оказалась не я, а то, о чем я говорила. К счастью, термины, которые я использовала, по большей части были для него не пустым звуком.
– Минуточку, мне известна теория псинома…
– Вот здорово! – пошутила я. – В таком случае вы сможете ее объяснить. Мне так и не удалось ее понять.