– Я снял с него маску и вторую перчатку… Боже мой, видела бы ты… Все лицо у него… Он, должно быть, сделал это собственными руками еще до того, как мы приехали, понимаешь? Кожа, мышцы… Он доковырял до кости… – И Мигель поднес левую руку к лицу, чтобы показать, как это могло быть, а сам продолжал шептать – лихорадочно, с отвращением: – И он снова принялся это
– Это не Вера, – заявила я, обнимая сестру. – Вера не смогла бы овладеть им!
– Но
– Может, здесь есть кто-то еще, – прошептала я.
Эта вероятность внушала серьезное беспокойство. Мы стали осматриваться. Лица манекенов в свете фонарей издевательски ухмылялись.
Внезапно Вера вырвалась из моих объятий, попятилась назад – до стены с зеркалом – и подняла руку. Судя по перекошенному лицу и нечленораздельному, исполненному ужаса бормотанию, она увидела по меньшей мере призрак.
– Что случилось? – спросила я.
Сам ее жест настолько меня поразил, что я не сразу поняла, что именно она делает, – а она на что-то показывала. На что-то
Мы с Мигелем развернули фонари одновременно. И я едва сдержала крик.
В глубине сцены, за первыми рядами фигур, один из манекенов шевелился.
Он медленно-медленно опускал руки, двигался вперед.
Невысокая, изящная женская фигура в траченном молью длинном платье – я узнала это платье в цветочек, именно оно было на манекене, прислоненном к занавесу, и тогда он указывал мне на туннель. Голова еще была опущена, поэтому я не могла видеть лицо, но зато разглядела приколотую к груди карточку: «Гермиона». Супруга короля Леонта в «Зимней сказке», вспомнила я, женщина, которая притворялась мертвой, а потом вышла из оцепенения фальшивой статуи, вновь вернувшись к жизни.
Гермиона, воскресшая.
Я снова и снова прокручивала в голове эти мысли и даже не моргнула – ни тогда, когда, исполнив несколько изящных жестов, фигура без усилий выхватила из руки Мигеля пистолет и выстрелила в него в упор; ни тогда, когда, с той же легкостью взяв у меня фонарь, она осветила себя – грудь, шею, лицо… Свое лицо целиком – рожденное из теней, материализованное из тьмы иной жизни, – худое, улыбающееся…
– Добро пожаловать в мою смерть, Жирафа, – сказала она.
III
Финал
32
Клаудия Кабильдо улыбнулась. Не было нужды снова использовать пистолет: она с легкостью подцепила обоих при помощи маски Тайны. Эффект продлится всего несколько минут, но Мигель уже выбыл из игры после первого же выстрела и теперь агонизирует на полу. А что касается Дианы… что ж, она не представляет никакой проблемы.
На самом деле ее присутствие придавало всей задумке захватывающую дух новую конфигурацию.
Клаудия смотрела на нее, освещенную светом фонаря:
– Вечно тебе надо перемудрить, Жирафа. В этом твой главный недостаток.
Диана Бланко – везучая сука. Она не знает, ей так и не довелось узнать, что значит
Из угла доносился тихий скулеж. Это идиотка Вера все еще дрожит, скорчившись на подмостках. Ее тоже нечего опасаться: она одержима, и если раньше она и кричала, и барабанила в дверь камеры, то только потому, что выполняла инструкции. Контролирует ситуацию она, Клаудия. А все остальные – статисты у нее на службе, манекены, массовка в пьесе, которую она сама и написала, а теперь играет в ней главную роль.
Она повернулась к Диане и увидела, что у той шевелятся губы.
– Слушаю тебя, дорогая, – приободрила ее Клаудия. – Уверена, у тебя много вопросов…
– Ты покончила с собой… Я видела, как ты умирала, сгорала заживо…
Клаудия расхохоталась:
– Воскреснуть на самом деле – это то единственное, чего
Говоря, она стала снимать старое платье, вытащенное, без сомнения, из гардеробной поместья. Она дала ему упасть, соскользнув по узким бедрам до самых щиколоток, освободила одну ногу, потом другую. Под платьем обнаружилась маечка на бретельках, задравшаяся мини-юбка, гольфы до колен и туфли на высоких каблуках – все черное. Идеальный костюм для Труда, филии Дианы.