Соблазн

Так оно и было. Мигель попытался позвонить Ольге, когда я уже оделась и мы спешно покинули квартиру и пошли за его машиной, но голос в трубке оказался голосом Женса. И он объявил, что не допустит еще одного подобного неподчинения его требованиям. И мы решили играть по его правилам.

Мир вокруг нас превратился в тьму кромешную – педаль газа Мигель утопил в пол. Приближался рассвет, и все, кто собирался в канун праздника выехать из города или, наоборот, въехать в него, это уже сделали. Мы почти в полном одиночестве двигались по автостраде, наши лица едва виднелись в свете фонарей или фар встречных машин. Скоро мы окажемся в «Призрачной зоне» – пустых, вечно зимних полях взрыва бомбы 9-N, – и черная ночь обступит нас со всех сторон.

И там нас ждет Женс. И моя сестра – у него.

И что мы будем делать, когда приедем в поместье? Мы говорили и об этом, хотя в точности не знали, возможно ли, что Женс каким-то образом продолжает нас слушать. У Мигеля при себе пистолет, хотя хорошо известно, что ни одно оружие не опаснее нас самих. С другой стороны, в этом случае мы имеем дело не с обычным психом. Мигель на этот счет выразился предельно ясно:

– Безумен он или нет, но это Виктор Женс, а он знает наживок лучше, чем кто бы то ни было. Не знаю, чего он добивается, – может, надавить на нас или вообще убрать, чтобы никто на него не заявил в связи с делом Ренара… Но если твоя сестра у него в руках, нужно быть чрезвычайно осторожными…

– «Если»? – повторила я, и Мигель кивнул:

– Не забывай – то, что мы слышали, всего лишь голос… Даже если это был голос Веры, это еще не доказывает, что она сейчас там или что ее жизнь в руках Женса. То, о чем я говорил, – правда: есть предположение, что Вера уехала в Лондон… Если Женс и это сфальсифицировал, то он гений мирового масштаба…

– Дай бог.

Его молчание позволяло думать, что он понимает, что я хочу сказать. То, что случилось с Алваресом и Падильей, а также появление в моем доме куклы говорило о чем-то большем, чем простая хитрость. Я вообще не могла взять в толк, каким образом все это удалось проделать Женсу, или к кому там он обратился за помощью, но предчувствовала, что тот, кто ждал нас в поместье, – не совсем обычный Женс, если этот кто-то вообще существует. И это внушало страх. Как в тех случаях, когда стараешься сделать маску в момент острой необходимости, но ничего не выходит – из-за страха и замешательства. Не говоря уж о том, что может случиться с Верой, если Женс и в самом деле ее похитил.

«Диана, помоги мне».

Я предпочла бы о ней не думать.

Почувствовала руку Мигеля на своей и поняла, что наша телепатия снова работает.

– Я не допущу, чтобы он хоть пальцем тронул Веру. Клянусь тебе, солнышко. Эта свинья не посмеет тронуть ни одну из вас.

Я взглянула в его глаза – они на секунду оторвались от дороги и смотрели на меня с лица, словно вставленного в рамку бокового окна, – и поверила ему.

– Ни одного из нас троих, – сказала я и покрепче прижала его руку к моей.

Весь остаток пути мы молчали, как будто бы стремясь тем самым продлить теплоту и сияние этих последних слов. Скоро мы уже парковались перед чудовищным черным силуэтом главного строения поместья. Снова шел дождь, хоть и не проливной, и когда я вышла из машины, то меня пронзил холод, и я принялась похлопывать себя руками. Сильный ветер раздувал дождевые капли в мелкие брызги. «Здесь все для меня началось, – подумала я, – и здесь, быть может, все и закончится».

– Виктор! – позвал Мигель, и его крик прозвучал почти непристойно в наводящем ужас безмолвии. – Мы уже здесь! Слышите меня? Почему бы вам не выйти, и мы поговорим!

Стоя по обе стороны от машины, под дождем, мы ждали ответа.

– Непохоже, чтобы там кто-то был, – сказал Мигель.

– Но туда можно проникнуть и с другой стороны, – заметила я. – Алварес свою машину оставил именно там.

Мы привезли с собой фонари, и, когда фары погасли, в дело пошли они. Мигель взял фонарь в левую руку, а в правую – пистолет. На землю легла его длинная и узкая тень. В свете фонариков все эти строения, которые мы привыкли называть поместьем, выглядели как прежде. Оба флигеля с растрескавшимися стенами и выбитыми окнами вместе с мельницей, давно ставшей башней, оставались такими же серыми и заброшенными. Растительности вокруг не было – словно жизнь опасалась коснуться этой мертвой материи.

Мы намеревались обойти оба флигеля, но Мигель остановился перед первым. Его силуэт четко рисовался на фоне оконного проема: он освещал лучом фонарика внутренность помещения, которой я пока не видела. Затем он закинул ногу на подоконник – и поместье словно поглотило его.

– О господи! – прошептал он изнутри.

– Что там такое?

Я влезла в окно и встала рядом с ним, вся дрожа. Мы оба молчали довольно долго – только водили своими фонарями из стороны в сторону, осматривая все это.