Вспоминаю каждый взгляд, улыбку, движения губ, ямочки на щеках, строгие хмурящиеся брови. Каждое касание его «разговорчивых» пальцев. Тёплые, лучащиеся живыми эмоциями глаза. Смех… Запах… И с каким кайфом он ел мой торт. Как жадно целовал. Как страстно и бескомпромиссно присваивал там, на капоте, не спрашивая позволения и не оставляя выбора. Не ощущаю его ни продажным, ни грязным, ни лицемерным. И мне даже не страшно, что мы не предохранялись. Никак не могу переключиться в разумный режим.
Я «просмотрела» все наши с ним «записи» сто раз. Начиная с того, как он появился на пороге моего дома, заканчивая последней сценой в машине.
И его это: «Не возвращайся туда». Болезненное, отчаянное… Тогда, за своей болью и страхами, я не считала всего этого. А сейчас я возвращаю и возвращаю тот момент. Мне кажется, если бы сейчас он оказался рядом со мной, я, забыв обо всём на свете, целовала бы его тёплые отзывчивые губы. Все его скептически и ехидные улыбочки. Беззлобные на самом деле. Просто дразнил! Я бы поцеловала каждую! И ни за что бы не отпустила.
Но в реальности этому нет места.
На стене огромный коллаж из фотографий моей семьи. Не могу на него смотреть.
Хочется вырезать из него сына, а остальное сорвать со стены и на свалку!
Мне так горько и удушающе безнадёжно теперь, что даже Борис не может ничем пробить моё равнодушие ко всему происходящему. Меня ничего не интересует. Едва нахожу в себе силы, чтобы воевать за сына. Я плохая мать…
Всё время теряю смысл происходящего.
И я очень сожалею о сказанных Стефу словах. Он ничем не заслужил их на самом деле. Уж не знаю, берёт ли он деньги за… вот это всё. Но мне он об этом даже не заикался. А заплаченные Борисом вернул. Может, я ошибаюсь?… А как же тогда Ангелина?
Я застываю, ловя свой усталый взгляд в зеркале. Борис… До меня вдруг доходит, что Стеф появился в моей жизни с лёгкой руки Бориса.
А как это могло произойти?.. Борис очень дотошен в выборе персонала. Как он мог его не проверить и пригласить к нам домой? Оставить со мной наедине. Это так странно и нелогично.
Тупо продолжаю смотреть на своё отражение. Вряд ли я решусь спросить Бориса, как так вышло. Потому что на самом деле, я хочу знать — ГДЕ он его нанял. А зачем мне эта информация?
Нет, нет… нельзя спрашивать! Это такой соблазн!
Вспоминаю слова Стефа, что он не даёт клиентам адрес, опасаясь преследования. Нет, я не ошибаюсь… Мне хочется отвесить ему несколько пощёчин и выплеснуть свою горечь на этот счёт. Я ревную? Да! Это так больно! И ужасно противно!
Достаю его пиджак. Вжимаюсь лицом и дышу моим личным «эгоистом». Надо что-то делать с этим, я становлюсь фетишисткой! Пиджак нужно тоже отдать куда-нибудь…
Словно это поможет восстановить ощущения от объятий Стефа, накидываю его на плечи.
Может быть так, чтобы такой, как Стеф, просто влюбился? В меня можно влюбиться?
Встаю перед зеркалом. Некрасивая… Волосы растрёпаны, уголки губ опущены вниз, глаза заплаканные… Небрежная какая-то… Сломанная кукла Бориса.
Волосы, что ли, обрезать?
Веду пальцами по длинным прядям. Берусь за расчёску… Полчаса мучаюсь, чтобы привести их в порядок, но без утюжка всё равно слишком пышные и не ложатся послушным глянцем. Набрав в ладони кубики льда из морозилки, иду в ванную.
Прикладываю к лицу. Хочу быть красивой… И верить в то, что меня можно полюбить так же, как я… Глупо это всё. Высыпаю в раковину лёд. Вытираю лицо. А волосы всё равно оставляю распущенными. Потому что Борис не любит, когда они распущены.
«Как крестьянка!»
Глупые детские протесты!
Хочешь протестовать, Виктория — подай документы на развод!
Меня сживут со света… Куда мы с Илюшкой пойдём? Отец с мамой никогда не поддержат такого решения. Своих денег у меня нет…
Смотрю в окно. На клумбах вянут цветы. Нажимаю на панели кнопку «полив».
Слышу, как трезвонит телефон. Не успеваю ответить на вызов. Борис…
Сердце почему-то начинает истошно колотиться. Перезваниваю.
— Тори! Не дозвониться до тебя!
Слышу на заднем фоне плач сына.
— Что случилось?!
— У Ильи травма. Срочно возьми ему чистые вещи, документы, я скину адрес, куда подъехать.
— Что за травма??
— Пока не ясно. То ли вывих, то ли перелом. Он плохо зашнуровал коньки.
— Он не умеет шнуровать коньки!! — рявкаю я с ненавистью. — Где был ты??
Почему ты не проверил!?
— У него должен быть стимул научиться, Тори!
— Ты выпустил его на лёд, не проверив снаряжение?! — шокированно вскрикиваю я. — Ааа… Ты специально позволил ему так выйти на лёд, да?!? — доходит до меня.
— Тори, не сейчас! Мы едем в травмпункт.
— Там что, нет даже врача?
— Есть. Он осмотрел и отправил на рентген. Чистые вещи не забудь. Он обмочился, я не могу в таком виде никуда идти с ним.
— Ты!.. Моральный урод! — взрывает меня. — Адрес мне, быстро!
Скидываю вызов, бросаю в сумку вещи для сына, параллельно вызывая такси.
Сама я боюсь за руль, меня всю трясёт.
К моменту, когда такси останавливается у травмпункта, я уже в состоянии мегеры.
И готова порвать Бориса, засунув коньки ему в задницу.