Собиратель лиц

Элоиза украдкой покосилась на семью Кая Клевина, которая сидела в первом ряду в Мраморной церкви, ближе всего к большому белому гробу. Гроб, в котором покоилось бездыханное тело Кая, был украшен роскошным венком из английских роз, гипсофил и лилий, а по всему проходу внизу лежали букеты с шёлковыми лентами и цветистыми словами прощания.

Взгляд Элоизы блуждал по церкви, пока Миккельсен, не скупясь на пышные обороты, вещал о жизни и смерти — долгой неизведанной сказке. Мраморная церковь была полна людей, которые встретились, чтобы проводить старого Клевина в последний путь. Большинство коллег из газеты были здесь, а вместе с ними предприниматели и газетные критики из других газет.

— Смотри, — прошептала Элоиза Могенсу Бётгеру, — ресторанные царьки.

Она указала большим пальцем на скамью в четырёх рядах от них, где плечом к плечу c почтительными лицами сидели ведущие рестораторы города, облачённые в чёрные костюмы.

Ни о ком из них Клевин не отзывался положительно, и чем больше денег они вкладывали, тем обильнее он поливал грязью их уважаемые рестораны в своих статьях. «А они всё равно пришли, чтобы выразить ему своё уважение», — подумала Элоиза.

Бётгер хохотнул:

— Помяни моё слово! Они сюда явились только ради одного: убедиться, что идиот и впрямь скончался.

Элоизе пришлось плотно сжать губы, чтобы не улыбнуться.

Служба длилась мучительно долго. Уже на половине проповеди то тут, то там лица осветились сине-голубым светом мобильных, и когда представление наконец завершилось и гроб увезли, люди устремились на дождливую улицу, как при эвакуации из самолёта.

— Идёшь, Голливуд? — Бётгер кивнул на тёмные очки Элоизы. — Мои источники сообщают, что на поминках в «АОС» подают запечённые устрицы, так что надо бы поторопиться, пока Миккельсен не засосал всё со стола, как пылесос.

Она поднялась и бросила взгляд на выход из церкви.

И застыла.

В дверях стоял Мартин. Его руки были безвольно опущены. Мокрые волосы прилипли ко лбу, пальто из верблюжьей шерсти насквозь промокло на плечах.

Он умоляюще смотрел на Элоизу.

— Мне нужно кое-что уладить, Могенс, — сказала она, не отрывая глаз от Мартина. — Ты поезжай, а я догоню.

Она подошла к алтарю и подождала, пока церковь опустела.

Мартин направился к ней по центральному проходу. Лицо было искажённым и измученным, страдальческим. В паре метров от неё он замер и помедлил, пока не услышал, как захлопнулась дверь за последним человеком.

— Я знал, что ты будешь здесь, — сказал он. — Мне нужно было тебя увидеть.

— Чего ты хочешь? — спросила Элоиза. Голос звучал отстранённо, но не враждебно.

Мартин огляделся. Затем он снова посмотрел на неё, его подбородок дрожал.

— Я в аду, Эло.

Она кивнула один раз:

— Я знаю.

— Что я могу сделать? Что я могу…

— Ничего не поделаешь. Это конец. — Она грустно улыбнулась. — Вообще-то конец начался с самого начала, и мне следовало тебе об этом сказать. — Она сдвинула солнечные очки на лоб, обнажив рану.

При виде этой раны Мартин весь сжался.

Он подошёл на шаг ближе, и Элоиза инстинктивно отступила.

Он в отчаянии покачал головой:

— Невыносимо знать, что ты меня ненавидишь.

— Я тебя не ненавижу.

— Нет?

Элоиза покачала головой и чуть улыбнулась. Как отпущение грехов.

Между ними надолго воцарилась тишина. Они уже сказали друг другу всё, что могли.

— Лучше иди, — сказала Элоиза.

Мартин продолжал стоять, долго. Он пытался отсрочить неизбежное.

— Мартин… — она кивнула в сторону выхода, — тебе нужно идти.

Когда он ушёл, Элоиза осталась в Мраморной церкви. Она села на скамью в первом ряду и откинула голову. Взгляд блуждал по изображениям апостолов на перекрытиях потолка, пока она вдыхала запах старой древесины, хрупких гобеленов и духовности. Запах детства.

Она закрыла глаза, позволив покою опуститься на неё и поглотить происшествия последней недели.

Минувшую ночь она провела у Герды.

Герда заверила её, что разорвала отношения с Каримом, коллегой из казарм. Она узнала, что Карим был замешан в убийстве её бывшего пациента. Шурин Карима проходил по делу обвиняемым, так же как и ещё один родственник. И Герда не знала, какова была его роль. Передал ли Карим содержание разговоров с пациентом своей семье и дальше они действовали сами, без его согласия? Или он участвовал в планировании убийства?

Герда не могла знать наверняка, но в деле фигурировала полиция, и она больше не хотела иметь ничего общего ни с расследованием, ни с ним. Что произойдёт между ней и Кристианом — и расскажет ли она ему об этом романе — она тоже не знала.

В ответ Элоиза рассказала ей о беременности, выкидыше и разрыве с Мартином.

Герда слушала, кивала и посылала Мартина подальше. Затем поднялась с решительным видом и достала из ящика письменного стола какие-то бумаги.

— Вот! — сказала она и протянула их Элоизе. — Мы с Кристианом вообще-то хотели спросить тебя вместе, но я не могу представить себе более подходящего момента, чем сейчас. Так что…

— Что это?