Урсула умолкает, Рута боится пошевелиться, слышно, как работают артефакты Ветра, забирая воздух плохой, рождая воздух хороший.
- Металлик у тебя после тех ванн, так? - спрашивает наконец Рута.
- Нет, от ванн голос, и вот, борода. Женщин тот раствор делает мужеподобными, мужчинам придаёт черты женщин, такой вот эффект.
Снова молчание, только урчат пушистики, свернувшиеся клубками подле Руты.
- Мне тоже есть, что рассказать, - говорит она, - выслушаешь?
- Конечно, - голос Урсулы со щелчками и скрипами, - почему нет?
И Рута говорит, изливает, потеряв ощущение времени. Угасают всполохи на западном краю неба, вместе с ними угасают и искорки жизни в Урсуле. Старуха больше не бренчит, не щёлкает, будто окончился завод в механизме. Волчок начинает тихонько поскуливать, Чистюля с Грязнулей подхватывают - лишь это вынуждает Руту остановиться, опомниться.
- Нет, - трясёт головой, взглянув на Урсулу, - не уходи...
Душит сухой плач, но Рута быстро берёт себя в руки, преображается.
- Хватит, - слова падают ледяными глыбами, - не могу больше здесь!
Утром она сооружает волокуши, отвозит тело Урсулы к отстойнику, предаёт огню. С виду инферны похожи на пушистиков, но тела у них из лавы, вместо шерсти - шлейф пламени. Плоть Урсулы вмиг обращается пеплом, пепел возносится к небу...
- Прощай, - тихо говорит Рута, - спасибо за всё, особенно за последний наш разговор.
Собирается не торопясь, но и не медля, к полудню на квадрате её уже нет, к вечеру выбирается с чистилки. Пушистики, понятное дело, катятся впереди.
[
Год
тридцатый
]
Третий радующийся
[1]
Из семи алей эвтаназиума больше всего Руте нравится Зелёная, с яблонями и грушами. Дорожка выложена кристальными плитами, по сторонам уютные скамейки из волшебного дерева, а в самом конце, на возвышении, большой ледяной экран. Прогуливаются они вместе с Лурией, белой проксимой; Рута и не знала, что такие бывают, пока не попала в эвтаназиум. От вопроса, понятное дело, не удержалась:
- А те, которые в проксимариях, получается, чёрные?
- Да, - последовал короткий ответ. Голосок у Лурии хрупкий, и сама тоже хрупкая, кожа будто просвечивает.
- Ну, будем знакомы, сестрёнка, я аккурат из тех самых, из чёрных...
Уйти с чистилки было легко, но что делать дальше, Рута представляла слабо. В конце концов решила отправиться по магистрали на запад, а там насколько сил хватит - до Ивинги, так до Ивинги, до Внешнего кольца, так до Внешнего кольца. Выброс за выбросом смерть приближалась к Руте, сдирала заживо кожу, однако чувствовалось, что не простой она человек, а проксима, пусть и бывшая. Вспомнить Примулу - за год стратилась, тогда как Рута уже четвёртый держится, торосом стоит под напором волшебной воды. В дороге ни она, ни пушистики не голодали: с выходом на магистраль артефакт-кухня сама собой починилась, выдавала теперь весь перечень блюд. Ночевали на станциях, расставленных по магистрали как раз с таким расчётом, что от одной до другой - дневной переход. Подобных ей путников было то густо, то пусто, Рута ни с кем не сближалась, ледяной покров отлично помогал в том, чтобы и у других не возникало желания сблизиться.
Расправив белоснежные одеяния, Лурия устраивается на скамейке, Рута занимает место рядом. Головы поворачивают в сторону экрана, вид там всегда один и тот же: излучина Ивинги. От одного края ледяного прямоугольника к другому проходят большие торговые суда, юркие сопровождающие.
- Только сейчас поняла, как Горячая с Ивингой похожи, - восклицает вдруг Рута, - ведь и текут в одном направлении, и волшебные обе!
Лурия не отвечает, но Руте ответ и не нужен. "Если так разобраться, - думает она, - всю жизнь только и делала, что от Горячей бежала, и от Хребтов, взявших друг друга за руки, и от Дыры. Да только к Дыре и вернулась - замкнулся круг, ухватился амфисбен одной пастью за другую..."
Пушистикам того, что готовила волшебная кухня, было мало - охотились в придорожных лесах. Волчок, неугомонный, дальше всех в дебри забирался, так и пропал. Потерю Рута тяжело переживала, будто не питомца лишилась, а ребёнка, на Чистюлю с Грязнулей так и накидывалась:
- Всё, от меня ни на шаг больше! Никакого вам леса!
Уж с чем-чем, а с сообразительностью у этих ребят был полный порядок - в сторону красно-рыжих зарослей перестали даже смотреть. Да только что толку, если Грязнулю смерть поджидала с другой стороны? Заигравшись с бабочкой, выкатился на магистраль, скользящий шар, пролетевший стрелой, раскатал в кровавый блин. Чистюля, звонко тявкая, едва следом не выкатился, Рута в последний момент удержала.
- Не отпущу! Не отдам! - кричала, прижимая к груди, а он смотрел большими фасетчатыми глазами, и не тявкал уже, не скулил, а всхлипывал, как человек.