Собеседник

— Да. Издержки профессии. Не буду врать, что покушаются каждый день, но бурные недопонимания с некоторыми гражданами периодически случаются. Благотворительность не такое безобидное занятие, как многим представляется.

— Я и сам не подозревал, что творить благо настолько опасно для здоровья.

Саша сжала губы, выражение лица получилось почти философским.

— Порой то, что для одних благо, для других — неприятности. Или удар по самолюбию.

— И тебе не страшно?

— Страшно. Но постоянно втягивать голову в плечи ещё страшнее. И так кругом подлость и безнаказанность. Надо ж хоть как-то с такой жизнью бодаться, иначе скоро жить вообще будет невозможно.

Во взгляде Лазарева давно сквозила симпатия, но сейчас Саша впервые увидела уважение.

— Мне-то сперва показалось, что ты злюка и эгоистка беспросветная.

— А я добрячка, филантроп и вся в просветах. Только никому не говори, всё равно не поверят. Твоя история про ТУЗИКа и то более реальной покажется. Кстати, ты её не закончил.

— Разве?

— Ты не сказал, что будет дальше.

— Что будет дальше — это пока не история. Это пока предположения и, опять же, государственная тайна.

— Государственную тайну, так и быть, сохрани. А предположениями поделись.

— Зачем? Ты ведь по-прежнему не веришь.

— Но мне по-прежнему интересно.

— За интерес спасибо. А за недоверие не виню. Сам бы не поверил. Ну какая вероятность, что тебя перебросит чёрт-те куда, может, на другой край Вселенной, и ты окажешься возле планеты, настолько похожей на твою родную, что там можно жить без подготовки и специальных приспособлений? Время — отдельная песня. Для нас прошло три года, а здесь — чуть ли не шестьдесят.

— Это-то как раз вписывается в известные мне научные теории. — Саша умолчала о том, что известны они ей главным образом по фантастическим фильмам. — Не уходи от темы. Энильцы надеются, что большинство землян умерли или, как минимум, силы Земли серьёзно пострадали. Получается, к нам должны вот-вот нагрянуть захватчики?

— Получается. Надо думать, они рассчитали время, которое нужно вирусу, чтобы распространиться и нанести наибольший ущерб. Видимо, это время ещё не пришло.

— Но скоро придёт?

— Очевидно. Хотя не известно, когда конкретно.

— Неужели все, кто об этом знает, будут тупо сидеть и ждать?

— Проблема в том, что знает — действительно знает, а не просто имеет информацию, но не верит — мало людей. Нужно убедить очень многих, причём не только в нашей стране, что опасность реальна. Этим мы и занимаемся.

— Тогда почему ты здесь, а не в конторе у какой-нибудь важной шишки?

— У меня перерыв между двумя такими шишками. Я здесь проездом, есть немного свободного времени. Решил увидеть родной дом.

— А что насчёт родных людей? — Вопрос не деликатный, однако настойчиво напрашивающийся.

Лазарев резко и сильно помрачнел, через секунду мрачность сменилась беззлобной печалью.

— Сама-то как думаешь?

— Думаю, что их уже нет.

— Верно. Нет. Ни родителей, ни сестры. Младший племянник в два раза старше меня. — Лазарев глубоко вздохнул. — Это всё сейчас неважно. Важно подготовиться к прибытию энильцев, как можно лучше и как можно скорее.

Саша непроизвольно посмотрела в окно, за которым стояла типичная городская ночь, едва-едва сменившая вечер. Горели фонари и окна домов, люди куда-то спешили или неторопливо шли. Слышались обрывки разговоров, прямо за стеклом шелестел густой листвой старый тополь. Саше подумалось, что совсем скоро это всё может стать лишь воспоминанием. Ей сделалось страшно, только она не понимала, чего больше боится — прогнозов Лазарева или того, что начала верить его словам.

Нет, нет, нет, верить нельзя! Это фантазии больного, пускай и хорошего человека. Саша принялась лихорадочно искать несостыковки.

— Если ты ни от кого не прячешься и даже, можно сказать, сотрудничаешь с государством, зачем же убегал от скорой? Почему боялся, что я вызову полицию? Тебя бы ведь отпустили.

— Отпустили, но разбирательства сожрали бы уйму времени. А на счету каждый час.

— И поэтому несколько таких драгоценных часов ты потратил на сидение здесь?

— Я тебе уже говорил про перерыв. И лично для меня часы здесь тоже драгоценные. — Он оглянулся по сторонам, и Саша готова была поклясться, что у него перед глазами промелькнули счастливые моменты детства и юности, отец, мать, сестра, друзья.

Эти воспоминания коснулись и её, словно задели краешком крыла. Она, наконец, призналась себе, что Лазарев ей нравится. Он напоминал честных, смелых, прямых и добрых героев старых фильмов; смотришь и умом-то понимаешь, что в реальности таких днём с огнём не сыщешь, а душой всё равно надеешься, что когда-нибудь повстречаешь подобного человека вживую.

Саша опять поглядела на спокойный мир за окном, и у неё сжалось сердце.

9