Я приподнял слегка правую штанину, где на щиколотке крепил перцовку и пошел в туалет. Это все вранье, что сила решает все. Все решает эффект неожиданности.
Я быстро проскользнул в туалет и сразу услышал парня, ему явно зажимали рот. Хоть бы успеть.
Подошел, постучал и принял игривую позу.
— Тебе чего? — Мужик угрозы от меня не видел, зато я убедился, что они не общаться пришли. Паренек стоял со спущенными штанами, на коленях.
— Хотел присоединиться, — и улыбнулся пошловато. Меня сразу затащили внутрь и поставили на колени.
— Тогда присоединяйся, соска, — Мужик начал расстегивать штаны, масляно глядя на мой рот. Где там у меня руки, ему было пофиг. Сзади доносились всхлипы, а потом я услышал удар пощечины и злое шипение: «Рот открывай, сучка».
Я схватил перцовку и уже хотел пустить ее в действие, как дверь в туалет открыли. Точнее, вынесли. И мощный кулак пролетел в миллиметре от моего лица, прямо в пах. Мужик завыл и завалился. Я даже не успел поднять голову и встать, как меня с силой швырнули прочь из кабинки, и что-то темное и мощное ворвалось внутрь. Через мгновение мне в руки полетел и плачущий паренек, а я наконец-то осознал, кто сейчас, судя по звуку, кости ломал.
Виктор.
Думать, о том, что он мог навоображать себе, найдя меня на коленях в сортире с левым мужиком, было выше моих сил. Может, поверит моей истории?! Внутри будто уксусом залили от безнадеги.
Я же помог пареньку надеть штаны, потому что того трясло так, что только водка поможет. Вскоре Витю угомонили двое охранников, а парень перекочевал в руки Юры.
Вот, значит, чей.
— Нам бы водочки, — сказал я шепотом Юрию, в сторону своего бульдога даже поворачиваться боялся. Нас отвели в личный кабинет, где я на брудершафт и налакался вусмерть с милым Гришей. Григорий оказался человеком неиспорченным и вообще девственником, что на том градусе сознания я категорически не одобрял, популярно рассказывая, что ему надо с Юрием делать.
Чувствую, именно в тот момент я перекочевал к Вите. На руки. Шел я уже плохо, но умудрился поцеловать в щеку даже начальника охраны, за что получил по заду. Потом была нижняя трасса вдоль Финского и мои задушевные признания о том, что порнуха нынче не та. Парни там все, как буратины, деревянные. Ни азарта, ни страсти в глазах, а мне, бедному, под это дрочить приходится. И уже три года как. Потом перечислил все свои игрушки, а под конец затребовал показать яйца.
— Если яйца волосатые, то это для меня знак. Отношения не сложатся, — заплетающимся языком вещал я Виктору, у которого на руках аж вены вздулись от натуги. Но меня несло, язык отделился от мозга и выбалтывал мои секреты, не боясь быть отрезанным.
ГЛАВА 12. Бульдог
ГЛАВА 12. Бульдог
Поздно ночью в огромной квартире, которая точно была не моя, Витя пытался уложить меня в кровать, но я дул губки и просил поцеловать меня на ночь.
И меня поцеловали. Сильно, почти пожирая. Витя тяжело задышал, но не отрывался, просовывая язык глубже и оплетая мой. Целовал он агрессивно, но не накидывался, лишь руками схватился за затылок и бедро. Алкоголь начал выветриваться, но ему на смену пришло сильнейшее возбуждение. Я начал тереться о мощное тело, запуская руки под кофту, проходясь пальцами по твердой груди.
— Какой ты мохнатень…кий. Попец, навер…навер…няка, тоже шерстяно…ооой, — глупые мысли продолжали выскакивать из моего пьяного рта. Зря Витя перестал целовать меня, спускаясь на шею. Но дурь моя родилась впереди меня, и я проворно выкрутился в его руках, расстегнул штаны, снял их и нагнулся, выставляя на обозрение свой зад в бордовых кружевных трусах с рюшками и надписью — «Разбиватель сердец».
— А у меня попка…мл…младенца. — И начал опускать ткань.
На что я рассчитывал, сам не знаю, но Виктор зарычал и швырнул меня на кровать. Стянул штаны, сдернул трусы и больно укусил за ягодицу. Бульдог, как есть. Я вскрикнул и даже протрезвел, ошалело соображая, что натворил. Витя навалился сверху, дыша, как паровоз и принялся покусывать мою шею и позвонки.
— Гвоздик мой, — прошептал на ухо и начал спускаться ниже. Вся моя смелость и нахальность улетучилась в момент, я задрожал от предвкушения и охнул, когда почувствовал внутри не только пальцы, но и язык. Возбуждение выбило двести баллов из ста, и я, не стесняясь, подмахивал и стонал, умоляя вставить.
Все желание, которое я гасил эти дни, вылилось в неконтролируемую страсть. Я даже пошло прогнулся, выставляя открытый зад.
— Витя, пожалуй…ста, — уже сипел, а не говорил. От головы все давно ухнуло в пах.
Надо мной тяжело вздохнули, убрали пальцы и мой любимый бульдог медленно вошел в меня. Я сжал простынь руками и попытался дышать, но слезы все равно потекли из глаз. Меня накрыло и физически, и эмоционально.
— Лень, я не смогу остановиться, — Витя замер, сотрясаясь всем телом, его пальцы на моих бедрах дрожали, но я и не хотел останавливаться. Не сегодня. Пусть эта ночь — ошибка, но я ее проведу так, как хочу.
Я качнулся назад и просипел: — И не надо.