Собаки на фронтах Великой Отечественной

— Мама! — звонко позвала пигалица. — Мы все вместе пришли. Мамочка! — Приподнявшись на цыпочки, не выпуская поводок, она помахала свободной рукой. Невысокая женщина стояла невдалеке, не вмешиваясь в ситуацию, и теперь легким шагом подошла к ним. Протянула Одесскому руку:

— Валентина Григорьевна Петренко-Волкац, жена военного. Кадрового. Всю Гражданскую с мужем прошли. Дочь родилась на фронте, выросла среди наших боевых воспоминаний. — Валентина Григорьевна улыбнулась. — Товарищ лейтенант, позвольте Дине заниматься! Вы же видите — для нее это серьезно.

Упрямо закусив нижнюю губу, девочка, не мигая, уставилась на лейтенанта. Нервно перебирали поводок пальцы.

«А, была не была, — подумал Ермолай Васильевич, — походит раз, другой и сама бросит». С притворной строгостью приказал:

— Дина Волкац, займите место в строю!

— Ура! — подпрыгнула пигалица. Крепко стиснув ладошками голову овчарки, чмокнула пса в нос, и парочка пулей улетела на левый фланг. Лишь мелькнули начищенные зубным порошком парусиновые тапочки, да черный на рыжей «подкладке» хвост овчарки.

Надежды лейтенанта Одесского не оправдались, Дина старалась отчаянно.

Дрессировочная площадка, куда по выходным дням стекаются люди с собаками, — замечательный и особый мир. К сожалению, многие не понимают, какое удовольствие находиться в компании, где вечно кто-то лает, прыгает, бегает. Разговаривают там на странном, загадочном для непосвященных языке.

— Где Земфира? — обеспокоится кто-нибудь. — Земфиру не вижу!

Бестолковая личность как поступит? Закрутит башкой и начнет искать собаку. Нормальный собачник скажет:

— У него завтра комиссия. Из горсовета. Готовится Павел Иванович.

И всем ясно: директор училища Савчук отсутствует по уважительной причине.

Конечно, где-то там, у себя, Савчук — директор. А на площадке все равны. Начальники, преподаватели университета, рабочие завода «Свет шахтера» и осветители театра имени Тараса Шевченко оставались за калиткой. Здесь они — новички-первоклашки, желающие одолеть удивительную и ни на что не похожую науку. Начинают как положено — с азбуки. Люди с опаской оглядывали и ощупывали высокие, уходящие вверх треугольником лестницы, бум, штакетники и разновысокие стенки. Ну а собаки… А что — собаки? У каждой имелось собственное мнение о любом из учебных снарядов. Снизойти до них или обойти вниманием — зависело от настроения, погоды и прочих недоступных человеческому пониманию причин. «Вступило» — и все тут. Как убедить добермана Джека взойти на такую прекрасную лестницу и спуститься, хорошо бы в темпе? Желание хозяина — вещь, конечно, замечательная. Однако Джек почему-то ваших чувств не разделяет: он отказывается знакомиться с дурацким, по его мнению, сооружением. Неожиданно согласившись, резво поднимается наверх и обнаруживает вокруг замечательный пейзаж: «Подумайте, какая красота!» Добротно устроившись, пес предается созерцанию окрестностей. Павлик, охрипший за день в трамвайном депо, надрывается: «Джек! Ко мне!» Бесполезно. Наконец Джек спускается, обходит хозяина сзади и усаживается слева. Ровно через минуту. «Почему? А кто его знает».

Вот Сашко учит Пальму прыгать через глухую стенку. Собака с удовольствием летит по команде «Вперед!» Добежала до места, услышала «Барьер!» — останавливается. Потом обходит ненавистный объект и внимательно наблюдает за хозяином, который демонстрирует «как надо». Подтянулся, одну ногу перекинул. Теперь — вторая. Парень с грохотом падает. Морда Пальмы полна скепсиса. Успехи хозяина лопоухая красотка оценивает критически: «До чего неповоротлив ты, хозяин. Смотреть противно! Но я все равно тебя люблю!» И скачет, восторженно облизывая лицо Сашко.

— Что мне с ней делать?! — страдальчески вопит студент. — Скажите, что?!

— Ничего особенного, — утешает лейтенант Одесский, — учить.

А жуткая полная воды канава? Канаву собаки особенно не любили: не перепрыгнешь — шлепнешься, отряхивайся потом. Летом еще ничего, даже приятно может быть. А если осенью? Нет, не любили собаки-связисты эту чертову канаву. С горя выучились прыгать, минуя холодную жидкость.

Негрон обожал прыгать через сплошную стенку, с удовольствием и без задержек взбирался на лестницу и оказался большим мастером сигать через канаву. Лютым врагом пса стал бум. Безобидное бревно вызывало у благородной овчарки стойкое отвращение. Дина раз за разом с завидным упорством подводила Негрона к предмету активной ненависти. Он послушно подходил к снаряду, но после команды «Вперед!» вместо того, чтобы подняться по ребристой доске и, пробежав бревно до конца, спрыгнуть на травку, Негрон упирался лапами в первую поперечную дощечку, укладывался на землю. Честный взор устремлен на девочку: «Я обожаю тебя, хозяйка. Но данное полено презираю и лезть на отвратительную деревяшку не желаю».

— Может, он упал с бревна в лесу? На прогулке? — допытывался Одесский. — Понимаешь, в таком случае у него могла выработаться устойчивая связь с неприятным ощущением. Было такое, Дина?

— Да нет, — удивлялась девочка. — Ничего похожего!

— Ну, тогда работай. Выход один — научить, чтобы нравилось.