Звучит
Странное место, думаю я, для того чтобы узнать, стал ты миллионером или нет: мы сидим на травянистом пригорке под деревом на липкой вечерней жаре и таращимся в Клемов телефон. На экране вращается огромная круглая ёмкость, перемешивая пятьдесят шариков с номерами.
Фоном к голосу невидимого диктора играет напряжённая музыка. Голос у диктора тёплый, ньюкаслский.
– Всем удачи! Сегодня мы узнаем результаты Ньюкаслского Джекпота на двадцать седьмое июля. Ждём первый номер.
Клем подносит билет к телефону, чтобы мы могли сверять номера, хотя я осознаю, что уже помню их наизусть: 5 – 22–23 – 40–44 – 49.
Музыка продолжается:
А потом механизм выплёвывает шарик, и он катится по жёлобу, вращаясь слишком быстро, чтобы можно было разглядеть номер, пока шарик не останавливается, и диктор произносит:
– И первый номер сегодня…
Я не дослушиваю. Я просто знаю, что номера совпадут. Быстро дыша, я встаю и несколько раз обхожу вокруг маминого дерева. Я всё ещё слышу голос диктора. Клем стискивает кулак и восклицает «Да-а!», а Рамзи молчит, разинув рот.
–
–
Мне что-то нехорошо. Не из-за перспективы выиграть такую кучу денег. Ну,
Я пыталась выбросить это из головы (без особого успеха, надо заметить), но теперь это становится реальным.
–
– О Господи, – вопит Клем.
–
Тут я опускаюсь на колени. Мои ноги просто перестают меня держать, когда я жду следующего номера – я уже знаю какого.
–
Остальное я не слышу. В ушах у меня стоит звон, и я отстранённо подмечаю, что Рамзи и Клем вскочили на ноги, обнимаются и кружатся, радостно вопя, а потом я присоединяюсь к ним, хотя мои мысли далеко-далеко отсюда.
Потому что я должна это сделать. Просто должна.
– Перестаньте! – кричу я. Но они продолжают. Они всё вопят, пока я не визжу опять: –
– Блин, Джорджи, что такое? Почему ты плачешь? – спрашивает Клем, отпуская Рамзи.
Я глубоко рвано вдыхаю и наконец говорю:
– Ты умеешь водить, Клем?
– Э? Что? Эм… ага. Вроде как.
– Этот твой автодом работает?
– Нет. То есть да: он, что ж… он заведётся. Он поедет. Но формально ездить на нём небезопасно. А что? Что такое? Мы богаты, Джорджи! Почему ты… у нас почти нет бензина, и каталитический конвертер толком не изолирован, так что вся эта развалюха пожароопасна, но… но… А что? Нас миллион фунтов ждёт!
Я чувствую, на каком-то глубоком, невыразимом уровне, что принимаю решение, которое изменит мою жизнь. Которое изменит всё.
– Я знаю. Знаю. Но какой смысл в деньгах, если все в итоге умрут? Погоди-ка. – Я прислоняюсь спиной к бугристой коре дерева, пытаясь выровнять дыхание, пытаясь – безуспешно – унять бешено колотящееся сердце. Я смотрю на проглядывающие сквозь листву клочки голубого неба. Я слышу обрывки мелодии из фильма «Пиф-паф ой-ой-ой», которая всегда напоминает мне о маме:
Это не страшно, ничего такого – я знаю, что это просто моё воображение – и я невольно улыбаюсь. Ритм моего сердца успокаивается.
Я думаю о том, что сказала Джессика.
«Четыре месяца максимум – и у нас будет лекарство».
Четыре месяца – это слишком долго, слишком много людей погибнет. Но если бы мы могли отправиться на четыре месяца вперёд в будущее? Или дальше? На год, чтоб наверняка?
Я оглядываюсь – Клем и Рамзи ждут – и принимаю решение.
– Эй – вы двое, – говорю я, эхом повторяя слова песни. – Миллиону фунтов придётся подождать. Потому что, Клемент Сантос и Рамзи Рахман, мы украдём доктора Преториус из больницы!
Рамзи понимает, что это не всё. Он слегка озадаченно улыбается и спрашивает:
– И?..
– А ты как думаешь? Спасём мир!
Часть третья
Глава 51
В мастерской мы спускаем автодом с подъёмника и выталкиваем его задом вперёд наружу.
– Папа меня убьёт, – всё бормочет Клем, то и дело глядя на часы, потому что папа сказал, что присоединится к нему в мастерской через полчаса. – Где ключи, где ключи? – скулит он, выворачивая карманы комбинезона на приборную панель, пока наконец не находит ключи на самом дне и пытается завести мотор.
Мотор начинает клацать, и даже мне понятно, что аккумулятор сел.
– Ладно, – говорит Клем. – Значит, заведём с толчка.