Читаем Собака Кантерсельфа полностью

С воплями на улицу хлынула группа захвата, вынося раненных. В доме раздавался треск, и стены ходили ходуном. Братья Фуфаевы продержались три минуты. Дверь распахнулась, и вышел слегка запыхавшийся Ребрий.

Прямо под пулеметы стоявшего впритык к крыльцу спилера и инспекторам числом не меньше сотни.

– Заставляете себя ждать, Никита Сергеевич, – попенял Крутохвостов. – Как старший по званию приказываю вам сдаться. Получен ордер на ваш арест, и если у вас нет намерения подчиниться, мы вынуждены будем вас пристрелить. В доме есть кто-нибудь еще?

– Только две шлюхи.

– Отлично. Значит, мы уже начали сотрудничать.

– Плевать я на вас хотел. Банкуйте.

Усталый, но довольный генерал шел впереди, заинтересовано нюхая сорванный с газона лютик.

– У тебя, полковник, губа не дура, такие хоромы отхватил! Жил бы да жил, шлюшек своих пас. На фига ты на рожон попер? ГАИ сейчас обрело силу. Думаешь, тебя Иван Иваныч вытащит? Сомневаюсь. Вот сейчас наступит утро, и в утреннем блоке пойдешь ты у нас прямым репортажем по всем каналам. Мы уже и материалец переслали, и фотографии из личного дела. После этого тебя сам господь бог не отмажет! – говорил он, особенно ни к кому не обращаясь, но шедший в шаге сзади старшина Гребездаев усиленно кивал головой.

Еще чуть сзади братья Фуфаевы вели под руки скованного полковника Ребрия. Вслед за братьями с легким топотом казенных ботинок шел небольшой полк ГАИ. Санаторий не спал, несмотря на позднюю ночь. В корпусе горел свет, и залихватски играла музыка на разных этажах. Обитатели санатория, по большей части сотрудники спецмона, веселились, совершенно игнорируя тот факт, что остаются без командира.

Крутохвостов недовольно сдвинул брови и решительно шагнул к калитке, чтобы покинуть территорию санатория и раствориться в ночи вместе с пленником, к которому у него накопилось прорва вопросов, и для поддержания чистосердечной беседы имелся скополамин в нужном количестве.

Как оказалось, на улице за время их отсутствия произошла небольшая рокировка.

Машины ППС, обязанные по плану намертво блокировать проходную, были раздвинуты, и против ворот стоял несоразмерно длинный "Спилер-Кинг-Корвет", черный, тонированный, со сверкающими серебряными дисками.

Крутохвостов побагровел и жестом подозвал Марголиса, курировавшего протокол.

– Что здесь происходит? Откуда взялся этот хлыщ? Скажите ему, чтобы убирался или сами уберите!

Зам повел себя неадекватно. Во-первых, он ничего не мог сказать. Надувал губы, таращил глаза. Во-вторых, он старался повернуться лицом к лимузину, отклячивая генералу огузок.

– Что здесь происходит? Потрудитесь объяснить! – не выдержал Крутохвостов. – Вы что, приведение увидели?

Из безразмерного нутра машины раздался слабый еле слышный стук. Марголис с поспешностью изголодавшегося мопса, вцепляющегося в сосиску, ухватился за ручку и потянул. Дверца причмокнула и открылась. Крутохвостов с негодованием потянулся, чтобы захлопнуть ее обратно, но на полпути рука вмерзла в пространство и время.

– Не может быть, – прошептал генерал онемевшими губами.

Многочисленное воинство замерло как на стоп кадре, и в наступившей гнетущей тишине от нечеловеческого перенапряжения кто-то пукнул. Гребездаев сделал шаг назад, и втерся в толпу коллег, умудрившись не раздвинуть сомкнутый строй.

Внутри гробообразого лимузина на необъятном сидении в позе глубокой задумчивости сидел человек. Кожа обивки была белая, и человек был в белом. В кальсонах. Босой.

Носки торчали из стоящих рядом лаковых штиблет за две тысячи долларов. Это круглое лицо с тонкой щеточкой усов Крутохвостов имел честь лицезреть каждый день на огромной перетяжке через Южное шоссе.

– Иван Иваныч! – вырвалось у него, пока голос не сел окончательно.

С благоговейным шорохом воинство за его спиной таяло, растворялось в ночи.

Гаишники перли напролом через газоны, лезли через забор. Драп осуществлялся в полном молчании. Молчали даже те, кому в момент перелезания отдавили пальцы или наступили на голову.

– Альфред Леонардович! Здравия желаю, господин Темнохуд! – поправился Крутохвостов.

При виде "Иван Иваныча" он почувствовал религиозный ужас. Что-то типа экстаза, в который впал тот парень с чайником, на которого из-за заплеванного поворота в Смольном внезапно вышел застегивающий ширинку великий Ленин.

Темнохуд поднял на него взгляд, мало имевший сходство с портретным. Глаза были полны безразличия, а голос, когда он заговорил, оказался таким слабым, что Крутохвостов вспотел он напряжения, стараясь не пропустить ни одного высочайшего слова.

– Вы меня узнали, генерал? Как ваша фамилия, кстати?

Крутохвостов представился.

– Генерал Крутохвостов, говорите? Или может быть полковник? Что вы тут делаете, хотелось бы знать?

– Абсолютно ничего, господин капитан порта!

Крутохвостов физически почувствовал, как с погона упала первая большая звезда.

– Кто там у вас в наручниках?

– Никого!

– Это я, Альфред Леонардович! – встрял Никитос, демонстративно бряцая наручниками.

– Проводим операцию в плане борьбы с оборотнями в погонах, – пролепетал Крутохвостов.

Перейти на страницу:

Похожие книги