Собака Баскервилей

Я смотрел на портрет с интересом и некоторым удивлением.

— Боже мой! — воскликнул Холмс, — он кажется спокойным и довольно мягким человеком, но я уверен, что из глаз его проглядывал дьявол. Я представлял его себе человеком более дюжим и с более разбойническою наружностью.

— Не может быть никакого сомнения в подлинности портрета, потому что имя и год 1647 начертаны на обратной стороне полотна.

После этого Холмс очень мало говорил, но портрет старого злодея точно приковал его к себе, и в продолжение всего ужина он не отрывал от него глаз. Только позднее, когда сэр Генри удалился в свою спальню, я мог проследить за направлением мыслей своего друга. Он вернулся со мною в столовую со свечею в руке и стал держать ее у самого портрета, поблекшего от времени.

— Видите вы тут что-нибудь?

Я посмотрел на широкую шляпу с пером, на вьющиеся локоны, на обрамленное ими узкое строгое лицо. Наружность была вовсе не грубая, но натянутая, жесткая и суровая, с резко очерченным тонкими губами, ртом и холодными, непреклонными глазами.

— Похож он на кого-нибудь из ваших знакомых?

— Что-то около подбородка напоминает сэра Генри.

— Да, пожалуй, тут есть маленький намек. Но постойте!

Он встал на стул и, держа свечу в левой руке, закруглил правую так, чтобы закрыть ею широкую шляпу и длинные локоны.

— Царь небесный! — воскликнул я пораженный.

Из рамки выглянуло на меня лицо Стапльтона.

— Ага! Видите теперь. Глаза мои приучены рассматривать лица, а не их украшения. Первое качество расследователя преступлений — это умение узнать человека сквозь его маскарадный костюм.

— Но это поразительно. Этот портрет точно списан с него.

— Да, это интересный образчик атавизма, и тут он является как в физическом, так и в духовном отношении. Человек, изучающий фамильные портреты, может стать приверженцем доктрины переселения душ. Наш молодец — Баскервиль, это очевидно.

— С видами на наследство.

— Именно. Этот портрет дал нам одно из самых важных недостающих звеньев. Мы держим его в руках, Ватсон, мы держим его, и клянусь, что еще до завтрашнего вечера он будет так же беспомощно биться в наших сетях, как его бабочки. Булавка, пробка и карточка и вот новый экземпляр для нашей Бекер-стритской коллекции.

Сказав это и отходя от портрета, Холмс разразился хохотом. Не часто случалось мне слышать его смех, и всегда он предвещал недоброе кому-нибудь.

На другое утро я рано встал, но Холмс поднялся еще раньше и, одеваясь, я видел, как он шел по аллее к дому.

— Да, сегодня нам нужен весь день, — сказал он, потирая руки с радостным предвкушением деятельности. — Сети расставлены, и скоро начнется их стягивание. Не пройдет этот день, как мы узнаем — попалась ли в них наша большая остромордая щука или же проскользнула между петлями.

— Вы уже были на болоте?

— Я из Гримпена послал в Принцтаун донесение о смерти Сельдена. Кажется, могу обещать, что никого из вас не потревожат из-за этого дела. Я также свиделся с моим верным Картрайтом, который, без сомнения, истосковался бы у двери моей хижины, как собака на могиле своего хозяина, если бы я не успокоил его относительно своей безопасности.

— A теперь с чего мы начнем?

— Прежде всего надо повидать сэра Генри. A вот и он.

— Здравствуйте, Холмс, — сказал баронет. — Вы имеете вид генерала, составляющего со своим начальником штаба план сражения.

— Совершенно правильное сравнение. Ватсон спрашивал моих приказаний.

— И я явился за тем же.

— Прекрасно. Вы, насколько мне известно, приглашены сегодня вечером на обед к вашим друзьям Стапльтонам?

— Надеюсь, что и вы поедете с нами. Они очень гостеприимны, и я уверен, что будут очень рады вас видеть.

— Нам с Ватсоном придется, пожалуй, ехать в Лондон.

— В Лондон?

— Да, при настоящих обстоятельствах, я думаю, мы будем там полезнее.

Лицо баронета выразило заметное неудовольствие.

— Я надеялся, что вы не покинете меня в этом деле. Голль и болото — не веселые места для человека одинокого.

— Милый друг, вы должны слепо довериться мне и исполнять в точности то, что я говорю. Вы можете передать вашим друзьям, что мы были бы счастливы приехать к ним вместе с вами, но что неотложное дело вызвало нас в город. Мы надеемся скоро вернуться в Девоншир. Вы не забудете передать им все это?

— Если вы настаиваете.

— Уверяю вас, что выбора нет.

Я видел по лицу баронета, что он был глубоко обижен и, по-видимому, считал наш поступок дезертирством.

— Когда желаете вы ехать? — спросил он холодно.

— Тотчас после завтрака. Мы доедем на лошадях до Кумб-Трасея, но Ватсон оставит у вас свои вещи в залог того, что он вернется. A вы, Ватсон, пошлите Стапльтону записку и выразите сожаление, что не можете приехать к ним лично.

— Мне сильно хочется поехать в Лондон вместе с вами, — сказал баронет. — Для чего я тут останусь один?

— Потому что это ваш долг. Потому что вы дали мне слово, что будете поступать так, как я скажу, а я вам говорю, чтобы вы оставались.

Еще одно. Я хочу, чтобы вы поехали на лошадях в Меррипит-гауз. Но отошлите обратно экипаж и скажите Стапльтонам, что вы намерены вернуться домой пешком.

— Я должен идти пешком через болото?

— Да.