Утром, как обычно в те дни, когда мою жизнь не омрачали нависшие над головой беды, я бодренько выскочил из дома, несколько раз конвульсивно дернулся, изображая зарядку, окунул голову в бочку с холодной водой и только после этого обратил внимание на развороченную клумбу. Казалось, на ней отплясывали, неистовый брейк черти или, что более вероятно, резвились молодые кроты.
Со слезами на глазах взирал я на погибшие труды рук своих. Цветы изломаны и перекручены, земля вспахана и вывернута. В довершение всего я разглядел кота, валявшегося посреди цветочного вандализма.
Кот был дохлый и только поэтому не убежал, когда я решил подойти чуть ближе. Матерый, грязно-рыжий, с порванным ухом, остекленевшими глазами и широко раскрытой пастью, с еще не высохшей на губах пеной, он смотрел сквозь меня жутким последним взглядом. Недолго думая, я сбегал в сарай за лопатой и тут же без всяких проволочек устроил погребение, сопровождаемое нелестными эпитетами в адрес тех, кто таких животных разводит. Потом привел в порядок клумбу, насколько оказалось возможным. Когда закончил работу, неизвестно откуда появился Пират, понюхал то место на клумбе, где был закопан кот и, равнодушно зевнув, потащился в тень.
В последующие дни все повторилось сначала. Ночью я, как всегда, ничего не слышал, а утром находил дохлого кота, и каждый раз на одном и том же месте. Скоро ко мне стали заглядывать соседи-дачники и спрашивать: «Не забегал ли к вам наш Васька?» Я разводил руками, отвечал: «В кошачьи пастухи не нанимался. Не знаю. Будто дел больше нет, как следить за чужими котами». Но соседи не успокоились. Как-то пришла делегация пенсионеров и потребовала вернуть котов и кошек, общим числом семь, их законным хозяевам. На что я вежливо попросил их пройти во двор и хорошенько поискать. Чем они, конечно же, не замедлили воспользоваться.
Надо вам сказать, пенсионеры были препротивные, суетливые, нахальные (даже в очко не побрезговали заглянуть), плоские - в смысле юмора, - с уездно-диктаторскими замашками.
Тут еще Пират под ногами крутится. Бабулька, одуванчик божий, росинка прозрачная, перхоть старая, резво так ко мне подскакивает и спрашивает с подковыркой, умильно глядя на моего лохматого сторожа:
- А не могла ли ваша, собачка наших кошечек подавить?
- Да что вы, - отвечаю, - он, и мухи не обидит.
А сам кипеть начинаю, чувствую, что вот-вот пар наружу прорвется. И «следопыты», видно, это усекли, потому что моментом выскочили за калитку и лишь оттуда попрощались.
- Ну что, Пират, хватит. Пора закрывать счет. А то эти ненормальные и милицию напустить могут, от нее так просто не отделаешься.
Но пес, как видно, не внял моему совету, и я продолжал находить на клумбе утренние сюрпризы.
Нервы мои опять сдали. Среди ночи я выскакивал во двор, чтобы убедиться, что клумба пустует. Я посадил Пирата на цепь у крыльца, но и это не могло уже помочь. Каждого нового утра я ждал со страхом, каждое утро тянуло меня к клумбе, как преступника к месту преступления.