Собачий Рай

Сидящая в кресле Светлана вздрогнула всем телом. Она блуждала где-то в лабиринтах собственных потаенных мыслей и, наверное, предпочла бы, чтобы ее ни о чем не спрашивали. А лучше бы и вовсе оставили в покое. Взгляд ее не понравился Родищеву. Пустой был взгляд, отсутствующий.

Мерцал на шикарной тумбе серой рябью экран громадного телевизора. Лилось из колонок «домашнего театра» безликое, приторное шипение.

«Домашний театр, — подумал Родищев. — Вот вам домашний японский театр „Кабуки“. Мимика и жест. А за окном — театр абсурда, драмы и комедии». Лаяли за окном собаки, докатывались редкие выстрелы. Грохотнула где-то далеко автоматная очередь. Потом еще. Взвыла автомобильная сигнализация. Бумкнул глухой, несильный взрыв. Но это еще дальше, кварталах в пяти. Над домами поднималась черная пелена гари. Родищеву даже показалось, что он чувствует ее запах. Едкий, раздражающе горький.

Он оглянулся на неработающий телевизор. В городе творилось что-то очень и очень нехорошее. Скорее всего, не настолько, чтобы этого стоило бояться, но опасаться — точно. И без оружия лучше бы на улице не показываться. И не без «люгера», а чего-нибудь посерьезнее…

— Светлана Владимировна, ау, голубушка, проснитесь, — напомнил Родищев. — Снимите-ка трубочку, позвоните в милицию, скажите, что на улице стреляют.

Светлана медленно, словно во сне, протянула руку к телефону. Это была неплохая идея. В отсутствие телевидения и радио милиция могла стать неплохим источником информации. Конечно, Родищев предпочел бы иметь под рукой рацию, способную принимать милицейскую волну, но ее не было.

С улицы, в открытую форточку, донеслись чьи-то крики. Родищев отодвинул занавеску, посмотрел в окно. По двору бежал человек. На нем были джинсы, кроссовки и черная матерчатая куртка с неуместной сейчас, улыбающейся желтой мордочкой на спине. Судя по прыти и метаниям из стороны в сторону, он удирал, причем удирал от человека с огнестрельным оружием. Иначе с чего бы эти дикие заячьи прыжки? Прошла пара секунд, и во дворе показались трое. На всех были разные брюки, а вот верх оказался беспокойно одинаковым — камуфляжные пятнистые куртки, похоже, совсем новенькие. Сверху Родищев не мог разглядеть лиц, но, судя по сложению, один был в годах, плечистый, здоровенный тип, с укороченным «Калашниковым». Двое же других — помоложе, один тоже с автоматом, второй с самозарядным карабином.

Убегающий оглянулся, выкрикнул что-то. Ему не ответили. Впрочем, Родищев в этом и не сомневался. Троица пустилась вдогон, но довольно скоро стало ясно, что бегают-то они похуже. Убегавший был уже в конце дорожки. Еще пара секунд, и он бы свернул за угол. Один из троих остановился, рванул из кармана пистолет, вскинул оружие. Родищев хмыкнул. Стойка у стрелка была вполне профессиональной. Да и обращался с оружием он умело. Наверняка спортсмен или военный. Опять же, не за автомат схватился, а предпочел пистолет. Умный, стало быть. Короткий «Калашников» для таких вещей — игрушка непригодная. Из него как из лейки поливаешь. Да и никогда точно не скажешь, куда попадешь. Ствол гуляет, разброс большой. Нет, и одиночную мишень из него завалить можно, но получается неоправданно большой расход боеприпасов. Стрелок это понимал. Звонко хлопнул выстрел. Желтым искрящимся росчерком улетела в траву гильза.

Убегавший словно бы споткнулся, согнулся пополам, сделал еще пару шагов, клонясь все ниже, и наконец упал, ткнувшись головой в бордюр. Трое подбежали. Стрелок остановился в стороне, а остальные двое принялись сосредоточенно и деловито пинать упавшего, словно это был и не человек, а футбольный мяч. Наконец стрелок сказал что-то отрывистое. Один из двоих бивших по инерции, должно быть, еще пару раз пнул лежащего.

— Хватит, я сказал! — резко и громко повторил стрелок.

Оба избивавших отошли в сторону, стрелок же присел на корточки рядом с лежащим и принялся деловито и сноровисто обшаривать карманы.

«Мент, — подумал Родищев. — А может, и гэбист. Впрочем, кто у нас теперь не умеет обшаривать карманы? Каждый уважающий себя гражданин России должен уметь перевести через дорогу старушку и „обшмонать“ пьяного», — он криво усмехнулся.

Один из двоих «бойцов» повернулся и уставился на окна. Родищев чуть прикрыл занавеску, оставив лишь узкую щель. Ему вовсе не улыбалась перспектива угодить «на зубок» этим троим волкам. Разумеется, голыми руками его бы не взяли. Ствол у него и у самого есть, но к чему вся эта головная боль? Как говорят японские мастера рукопашного махалова: «Лучшая драка — это та, которой не было». Вот и давайте считать, что именно она у нас и состоялась.

Парень долго и внимательно изучал окна домов, а затем сделал то, чего Родищев никак не ожидал — врезал из автомата, крест-накрест, не целясь, вдоль всей стены. Было в этом какое-то босячество, махновщина несерьезная, дурь жеребячья.