Собачья смерть

— Ничего не «фу». Представь себе парня твоего возраста, кудри до плеч, белозубая улыбка, нахальный взгляд. Потомок французских аристократов, чуть ли не маркизов. Стихотворец с бантом на шее, который в свободное от борьбы с контрреволюцией время декламировал свои вирши в знаменитом «Кафе поэтов». И кстати говоря он был не большевик, а анархист, рыцарь мировой революции. Бесшабашная смелость, быстрый ум и трезвый расчет — нечастое сочетание. Если внутренний ключ к Алмазову — пение сирен, то Лафар — это надрывная поэзия Серебряного века, вся выросшая из пушкинского «упоение в бою и бездны мрачной на краю». На раннем этапе ВЧК там попадались подобные деятели. Потом их, конечно, всех смело аравийским ураганом и дуновением чумы, Лафар всё равно бы не выжил.

— Эх, ладно, знакомь с этим, — отчаянно махнула рукой Агата. — Чекист так чекист. У всех свои недостатки.

— Такое ощущение, что в феврале 1919 года только два человека понимали колоссальное значение Одессы: лейтенант Рейли и вождь большевиков. Несмотря на то, что у Ленина миллион разных проблем, обрушившихся со всех сторон, он приказывает Дзержинскому и Петерсу считать одесское направление главным. Туда один за другим отправляются лучшие агенты — в первую очередь владеющие французским языком. Одним поручено вести пропаганду среди солдат и матросов Антанты, другие собирают информацию, третьи налаживают связь с местным подпольем и переориентируют его на агитационную работу. У Лафара особое задание, практически невыполнимое. Он должен найти доступ к самой верхушке французского командования, определить, кто там ключевая фигура, и попробовать подкупить этого человека.

— Ничего себе!

— Фантастический план, да? Республика нищая, денег в казне нет, но Лафару выдают мешочек с конфискованными у буржуазии бриллиантами. Кроме них у Жоржа ничего нет, только пароль, дающий доступ к секретному агенту, звезде кинематографа Петру Инсарову, этакому конфетному красавцу — тоже безумно интересный был тип. Инсаров вводит Лафара в художественно-артистический бомонд Одессы. Там запросто бывают и Гришин-Алмазов, и высшие чины французского экспедиционного корпуса. Довольно быстро Лафар выясняет, что ему нужен полковник Анри Фредамбер. По должности это всего лишь начальник штаба, но командующий генерал Д’Ансельм в российских делах разбираться не желает и все политические решения доверяет своему помощнику. Отчеты в Париж составляет тоже Фредамбер. Он и есть последний из моих героев. С ним ты, пожалуй, знакомиться не захотела бы — так себе личность. Любитель хорошей жизни, хороших денег и хорошеньких женщин. Невысокого полета птица, внезапно ощутившая себя очень важной персоной. Все вокруг него вьются, о чем-то просят, сногсшибательные красавицы, о которых он прежде не смел и мечтать, сами ложатся к нему в постель. В литературном смысле мои главные герои создают такую пятиконечную звезду. Три луча — Рейли, Алмазов, Лафар — сияют ввысь и вширь, два, Орлов с Фредамбером, вниз.

— Про Рейли и Лафара тебе, наверное, писать интереснее, чем про Орлова и Фредамбера?

— Мне про всех интересно. Даже про третьестепенных персонажей. У меня в голове такой тумблер. Нет, скорее это похоже на ручку настройки в радиоприемнике. Я ее кручу, слышу треск, нахожу точную волну и слышу голос или там музыку… Вообще-то Фредамбер тоже прелюбопытный субъект. Его фамилия латиницей пишется «Freydenberg», и в городе, разумеется, сразу распространились слухи, что он одесский еврей, только скрывает. На самом деле полковник был эльзасского происхождения, из семьи потомственных военных. Когда я настроился на его волну, я услышал поскрипывание рулеточного колеса, звон золота, ощутил волнующий аромат азарта. Мой Фредамбер играет с судьбой, ставит на зеро и жадно придвигает к себе разноцветные фишки. Он чуть не погиб на мировой войне, и с тех пор ему кажется, что жизнь — это такой случайно сорванный банк и всё в ней не вполне настоящее. Может быть, он вообще убит там, под Верденом, и никакой реальности не существует.

— А ты за кого? — спросила Агата. — Я не пойму. Ты про каждого рассказываешь, как будто ты на его стороне.

Марат удивился. Он никогда об этом не задумывался.