Читаем Собачья смерть полностью

— А при чем тут я? Большевики — ваша сфера. Моя забота — немцы. Война продолжается, я воюю. И вы здорово осложнили мою работу, старина. Пришлось эвакуировать Эвелин. Она не хотела уезжать, но я не имел права подвергать ее такому риску. Отвез к нашим в Вологду и уже скучаю. Знаете, — доверительно понизил голос Джордж. — У меня ощущение, что между нею и мной начало возникать нечто вроде особенной симпатии, если вы понимаете, что я имею в виду.

Рейли лишь приподнял брови. Он был уверен, что капитан и его секретарша давние любовники. Господи, жить под одной крышей с молодой привлекательной женщиной, делить с ней невзгоды, опасности, приключения — и быть таким идиотом. Одно слово — англичанин.

— Мои дела в Москве теперь закончены, — сказал Сидней, выдержав тактичную паузу. — Надо только придумать, как выбраться из России. Прежними каналами пользоваться нельзя. Документы у меня скомпрометированные, новые добыть негде.

— Возьмите мои, — легко предложил капитан. — У меня отличные. Вот. — Достал из потрепанного бумажника. — Георг Берман, уроженец Ревеля. Можете вполне законным образом вернуться в свою родную Эстонию. Ночью в Петроград поедет мой агент, служащий германского посольства. Половину моего бюджета съедает, жадная скотина. Я ведь не любимчик Локкарта, как вы. Мне столько денег на оперативные расходы не выдавали. Право, езжайте, это отличная оказия. Если вы сопровождаете сотрудника немецкой миссии, вас не тронет никакой патруль.

— А как же вы?

— Меня не разыскивает вся ЧК. В любом случае пора поменять легенду. Да не беспокойтесь вы за меня. И за Локкарта. Большевики его на кого-нибудь обменяют. Он еще мемуары напишет, наплетет с три короба.

Засмеялся и чтобы избавиться от выслушивания благодарностей, перевел разговор на погоду. Одно слово — англичанин, опять подумал Рейли и поддержал метеорологическую тему. С сентябрем чертовски повезло: тепло, солнечно и никаких дождей.

На перекрестке у Никитских ворот распрощались.

— Ну, счастливо.

— И вам, старина.

Были бы русскими — обнялись бы, а так только пожали друг другу руки.

<p>На даче</p>

Улеглись, как обычно, очень поздно, в четвертом часу, поделившись на две «команды». Те, для кого духота хуже комаров, — на открытой терраске, остальные внутри. Дача была спартанская, с одной-единственной комнатой и крошечной кухонькой.

Марат с детства не выносил писклявых кровососов и предпочел бы уж лучше попотеть в закрытом помещении, но присоединился к «комариной команде», потому что Агата выбрала свежий воздух.

Спали прямо на дощатом полу, постелив матрасы: слева, у перил, Марат, потом Агата, потом Коняев и Зеликман. Ну то есть Марат-то не спал. Как только остальные затихли, он приподнялся на локте и стал смотреть на Агату. Сначала ее лица было не видно в предрассветной тьме, потом оно начало постепенно, медленно проступать сквозь мглу, делаясь всё явственней и наконец зазолотилось первым утренним светом. Зрелище было совершенно захватывающее. Он отгонял от волшебно меняющегося лица комаров и представлял себе, что они живут вдвоем, лежат в постели, скоро она откроет глаза, увидит его, улыбнется и подставит щеку для поцелуя. Какой тут сон.

Эти ночи рядом со спящей Агатой были, наверное, главным магнитом, тянувшим его сюда, в Братово. Всё остальное, конечно, здесь тоже было невероятно интересно, а вчера, когда после общей беседы все отправились на пруд купаться под луной, они остались вдвоем и очень хорошо поговорили, и тем не менее просто, не отрывая глаз, не скрываясь, смотреть на Агату, осторожно наклоняться, вдыхать запах ее волос было ни с чем не сравнимым наслаждением.

Марат ездил сюда третью неделю подряд и каждый раз перед выходными боялся, что семинар отменится.

Участники съезжались вечером в пятницу, потому что почти все ходили на работу. Возвращались в Москву в воскресенье. Жене Марат сказал, что собирает материал для книги.

— Что-то с тобой происходит, Рогачов, только не пойму что, — пытливо поглядела на него Антонина. — Баба у тебя не завелась, это я бы сразу унюхала, но ходишь ты в последнее время какой-то сом намбулой. Может, правда, что-нибудь гениальное рожаешь? Ладно, не буду Софьей Андреевной. Буду Анной Григорьевной. Чувствуй себя привольно, Достоевский. Играй в свою рулетку, если тебе это надо для вдохновения.

К «настоящим живым людям» он поехал, потому что хотел увидеть, кого это Агата считает более интересными, чем блестящих завсегдатаев Гривасовских «воскресников». Марату казалось, что в СССР никого интереснее быть не может.

Поразительно, но всегда уверенная в себе девица, кажется, нервничала.

— Понимаешь, — сказала она (они уже перешли на «ты», как-то очень естественно и просто), — каждый может привести с собой человека, которому доверяет, но… С их точки зрения ты «советский писатель».

Последние два слова были произнесены с легкой гримаской.

— В смысле?

Перейти на страницу:

Все книги серии Семейный альбом [Акунин]

Трезориум
Трезориум

«Трезориум» — четвертая книга серии «Семейный альбом» Бориса Акунина. Действие разворачивается в Польше и Германии в последние дни Второй мировой войны. История начинается в одном из множества эшелонов, разбросанных по Советскому Союзу и Европе. Один из них движется к польской станции Оппельн, где расположился штаб Второго Украинского фронта. Здесь среди сотен солдат и командующего состава находится семнадцатилетний парень Рэм. Служить он пошел не столько из-за глупого героизма, сколько из холодного расчета. Окончил десятилетку, записался на ускоренный курс в военно-пехотное училище в надежде, что к моменту выпуска война уже закончится. Но она не закончилась. Знал бы Рэм, что таких «зеленых», как он, отправляют в самые гиблые места… Ведь их не жалко, с такими не церемонятся. Возможно, благие намерения парня сведут его в могилу раньше времени. А пока единственное, что ему остается, — двигаться вперед вместе с большим эшелоном, слушать чужие истории и ждать прибытия в пункт назначения, где решится его судьба и судьба его родины. Параллельно Борис Акунин знакомит нас еще с несколькими сюжетами, которые так или иначе связаны с войной и ведут к ее завершению. Не все герои переживут последние дни Второй мировой, но каждый внесет свой вклад в историю СССР и всей Европы…

Борис Акунин

Историческая проза / Историческая литература / Документальное

Похожие книги