— Всё проще, чем мы думали, — сказал ему я, несколько рисуясь небрежностью тона. — Мадам Греве находится в предвечернем женском возрасте и очень скучает. Мы мило с ней поболтали на рауте, она пригласила навещать ее запросто, что я назавтра же и сделал, когда мужа не было дома. Попили чай, побеседовали об Оскаре Уайльде, которого я впрочем не читал. Повздыхали. Я ей жаловался на одиночество, она мне на непонятость. В какой-то момент Лидия Константиновна даже расплакалась, попросила извинения и на несколько минут удалилась. Я воспользовался этим, чтобы наведаться в кабинет. Сейф незамысловатый, фирмы «Эриксон». Открывается мастер-отмычкой. План такой. Я проникну в сердце Лидии Константиновны, это будет нетрудно. Затем — чего не сделаешь ради микадо — я проникну и в ее перезрелое тело. Любовное свидание назначу, разумеется, ночью — когда супруг будет дежурить в порту. Это случается дважды в неделю, по вторникам и пятницам. Утомив даму африканской страстью, наведаюсь в кабинет, вскрою сейф — и чертеж наш. Как вам мой план?
— Очень плох, — ответил Хо Линь-Шунь. — По двум причинам. Если сейф вскрыть, это будет заметно. Мастер-отмычка оставляет царапины, которые не скроешь. Русские немедленно начнут менять минные проходы. Это можно сделать за один день. А кроме того проникать в сердце женщины, чтобы потом его разбить, недостойно человека, обладающего сэйдзицу. Любое предательство — грязь. У того, кто выбрал нечистое ремесло шпиона, руки должны быть безупречно чистыми — как у хирурга.
Я подумал, что ослышался. От резидента как-то не ждешь подобных сентенций.
— Какое еще «дзицу»? — пролепетал я.
— Вы пока не поймете. Но оно в вас есть. Иначе я не стал бы с вами работать, — ответил мне Хо. — Впрочем, полагаю, что первого аргумента вам достаточно. Вы хорошо потрудились. Теперь я знаю довольно, чтобы разработать собственный план. Всё, что от вас нужно теперь — узнать, когда супруги Греве в следующий раз поедут в Харбин.
Адмирал ездил в Харбин почти каждую неделю. Там находился комиссариат, отвечавший за снабжение порта. Лидия Константиновна всегда сопровождала супруга — ее интересовали харбинские магазины, куда товары поступали прямо из Москвы и Петербурга.
Мы с Хо Линь-Шунем встречались каждый день. Дорого бы я сейчас дал, чтобы восстановить наши беседы. К сожалению, я был слишком молод и многое пропускал мимо ушей. Однажды Хо сказал: «До сорока лет человек — ученик, который должен обрести два знания: жизни и самого себя. Лишь потом наступает время выбора и действия. К сожалению, очень мало тех, кто умеет учиться». Мне тогда не было еще и тридцати, что с меня было взять?
Кое-что из того, о чем говорил Хо, я встретил в этой книге, и будто снова услышал его голос. Хо наверняка ее читал. Первая глава знаешь с чего начинается? С пассажа про «собачью смерть». Это, как я теперь знаю, буддийский термин. Он означает смерть без толку и смысла — когда человек погиб, не достигнув поставленной цели. «Собачья смерть прискорбна, но в ней нет стыда, — говорится в книге. — Стыдно прожить собачью жизнь».
Я стал читать в поезде томик, который взял у тебя, почти случайно. Наткнулся на эту фразу — и вздрогнул.
Потому что Хо Линь-Шунь в самый последний день сказал мне: «Если нам не повезет, умрем собачьей смертью». Я, естественно, подумал, что он имеет в виду русскую поговорку и счел эти слова мрачным восточным юмором. Только сейчас, четырнадцать лет спустя, понял.
Итак. Я пришел к резиденту с сообщением, что супруги Греве отбывают нынче вечером. Дом будет пуст, но проникнуть в него непросто. На ночь железные ставни первого этажа запираются, у входа караул. Каждые пять минут один из часовых обходит особняк по периметру. Кабинет на втором этаже. Этаж высокий. Если приставить лестницу, во время очередного обхода дозорный ее заметит.
— Я всё это знаю, — ответил Хо. — Встретимся в полночь у правого края ограды. Оденьтесь в черное.
Тут-то он и прибавил про собачью смерть, задумчиво.
В назначенное время, одетый в черное, с намазанным сажей лицом, трубочист да и только, я прибыл в указанное место. Хо тоже был в чем-то черном, облегающем, голова закрыта полотняным чехлом с прорезью для глаз, за спиной мешок.
Перелезли через забор, затаились в кустах. Дождались, чтобы мимо прошел часовой. Потом Хо надел перчатки с железными когтями и такие же когтистые тапочки. С фантастической быстротой и ловкостью вскарабкался по отвесной стене, цепляясь за выемки между кирпичами — я никогда не поверил бы, что такое возможно. Открыл окно кабинета. Вынул из мешка шелковую лестницу, подержал ее, чтобы я тоже поднялся и перелез через подоконник. Еле успел — снизу снова донеслись шаги караульного.
Я был уверен, что понадобился Хо Линь-Шуню из-за умения орудовать отмычкой, но он отлично справился без меня. Вскрыл замок, вынул бумаги, быстро нашел схему минных полей.
— Но вы же сами говорили: они обнаружат пропажу, — прошептал я. — Утром придет адъютант, станет открывать сейф, увидит царапины и поднимет тревогу.
— Затем вы мне и нужны, мистер Рейли, — ответил Хо. — Посветите-ка.