Собачья смерть

Сначала книга показалась ему очень странной. Это был набор коротких мыслей и историй, не все они были понятны. Но скоро попалась фраза, которую захотелось прочитать еще раз. Потом другая, третья. Трясясь в переполненном тамбуре, где по стенам метались тени от качающегося керосинового фонаря, Сидней подчеркивал строчки карандашом, чтобы потом выписать самое важное.

Правильная книга — как правильная женщина. С нею нужно встретиться в тот миг, когда ты к ней готов, не раньше и не позже. Тогда она даст тебе то, в чем ты сейчас больше всего нуждаешься.

Почитав книгу, напитавшись ее духом, Сидней снова вскакивал, возвращался к разработке плана. Мысли о подготовке акции и мысли о женщинах переплетались. Они были связаны.

Есть женщины, которых нужно заботливо оберегать от опасностей, и есть женщины, которых опасность возбуждает, обостряет в них наслаждение жизнью.

Много лет назад, когда Сидней носил другое, давно забытое имя, по юности лет увлекался ницшеанством и считал мораль подлой ложью, единственная цель которой — превратить людей в овечье стадо, он влюбился в одну женщину, мучившуюся с деспотичным мужем. И был у них с Маргарет разговор, который Сидней запомнил на всю жизнь.

— Старый скот не дает тебе развода? — сказал он. — Значит, я женюсь на вдове. Ни о чем меня не спрашивай, тебе не нужно знать лишнего. Я всё сделаю сам. Просто доверься мне. Мы будем вдвоем, и ты будешь счастлива.

— Мне не нужно, чтобы ты сделал меня счастливой, — ответила Маргарет. — Я хочу сама сделать себя счастливой. И мне провернуть такое дело легче, чем тебе, ведь я всё время с ним рядом. Он очень следит за своим поганым здоровьем, перед сном проглатывает кучу пилюль, пьет пять разных микстур. Ты достанешь лекарство, от которого не просыпаются, остальное я исполню сама. А теперь обними меня.

С того момента их любовные слияния обрели неистовую, надрывную страстность. Они были очень счастливы друг с другом, так опьяняюще счастливы, что долго это продолжаться не могло.

После Маргарет было много других удивительных женщин, и понемногу Сидней научился угадывать, что́ делает каждую из них счастливой — шторм или штиль.

Проблема заключалась вот в чем. Подготовка великого акта требовала активных действий. Активные действия повышают градус риска. Азбука профессии предписывала развести оперативный центр с местом обитания в два разных, желательно не связанных между собой пункта. Это первое. И второе: эффективно и плодотворно работает только тот, кто полноценно отдыхает.

Вечером из студии вернулась Лизхен.

Он усадил ее за стол, плотно запер дверь, наклонился и тихо, с мукой в голосе начал каяться.

— Милая, бесконечно милая Лизонька, я негодяй и подлец, я страшно виноват перед тобой. К тому же я еще и преступник, ибо нарушаю присягу. Но плевать на присягу, я больше не хочу тебя обманывать. Я должен сделать признание…

Про присягу Лизхен не поняла или не расслышала, но при слове «признание» затрепетала, рванулась встать.

— У тебя другая женщина!

— Зачем мне другая женщина, если есть ты? — удивился Сидней. — Молчи, не перебивай. Мне и так трудно…

Она опустилась на стул. Смотрела снизу вверх широко раскрытыми глазами. Ему стало ее невыносимо жалко — ведь в сущности девочка. В какую опасную игру он ее втягивает! Но инстинкт подсказывал: всё верно, именно это ей и нужно.

— Я не тот, за кого себя выдаю. Моя фамилия не Массино, и я не коммерсант.

Прошептала:

— А кто?

— Британский офицер, выполняющий секретное задание огромной важности. ЧК охотится за мной, круги сужаются, мне нужно перебраться на конспиративную квартиру. Я не могу больше подвергать тебя угрозе. Но исчезнуть, не попрощавшись, тоже не могу. Прости меня и прощай.

Рейли отстранился, будто не уверенный, захочет ли она его на прощанье поцеловать.

— Как же… как тебя зовут? — еле слышно произнесла Лизхен. Зрачки у нее были расширены.

— Сидней. Сидней Рейли.

— Сидней… Красиво…

Лизхен взяла его за руки. Крепко.

— Я никуда тебя не отпущу. Останься! Пусть опасно. Пусть мы даже погибнем.

Инстинкт не подвел. Эта женщина была создана для бурь.

В Шереметевском он, конечно, не остался. Договорился, что Лизхен перестанет ходить на репетиции, скажется больной, будет сидеть дома, встречать связных и курьеров. Сидней пообещал наведываться каждый день. Одну штору в комнате Лизхен должна держать полузакрытой. При любом звонке в дверь отодвигать. Если это не чекисты, потом задвигать обратно. Полузакрытая штора будет для Рейли знаком, что всё чисто, можно войти.

Тем же вечером он перебрался на Малую Бронную.

Была еще одна причина, кроме необходимости дистанцировать себя от центра связи. При новом, авральном режиме существования бурь хватит и без африканского нрава Лизхен. Нужна тихая гавань, где можно хоть на время укрыться от штормов, починить такелаж, собраться с мыслями, да просто выспаться.

Для этого в жизни скромного греческого подданного существовала Оленька. Ее он встретил и полюбил месяц назад, когда начал немного уставать от страстей Шереметевского переулка.