Сны пустыни

Александр включил лебёдку, и нити из сверхпрочной синтетики, укрепленные в теле плиты, осторожно потащили дверь на себя. Петр прикинул толщину этой створки: на глаз – сантиметров пятнадцать.

За порогом обнаружилась лестница, ведущая вниз. Седобородый вооружился фонариком и полез внутрь. Через минуту из вскрытого помещения донеслось его сдавленное восклицание.

– Спускайтесь, ребята! – позвал он остальных.

Лестница уводила вглубь на три метра и оканчивалась у входа в просторное помещение с высоким потолком. Два ряда витых колонн уходили к арчатым сводам, вдоль стен тянулись столы, в центральной части располагалось нечто, напоминавшее алтарь.

– Поразительно, просто поразительно! – безостановочно твердил Женя, водя фонариком по сторонам.

Его восторги относились главным образом к тому факту, что все предметы, находившиеся в зале, включая колонны и столы, были сделаны из прозрачного стеклоподобного материала. Лучи фонарей отражались бесчисленными бликами на изгибах сосудов, поверхностях стен, многочисленных осколках, усеявших всё видимое пространство.

– Вряд ли это склеп, – высказал мысль Александр. – Больше похоже на какой-то храм.

– В котором похозяйничала стая бабуинов, – добавил Петр. – Видимо, их заперли тут в наказание.

– Тел не видно, – пожал плечами молодой человек. – Это могло быть и землетрясение.

– На землетрясение не похоже, – возразил седобородый. – Видите? – указал он на предмет, смахивающий на авангардную люстру, валяющийся рядом с «алтарем». – Эту штуковину не сбросили, её аккуратно положили. А осколки вокруг разбросали для правдоподобности, чтобы тот, кто взглянет на этот бардак, поверил, что всё здесь уничтожено.

– Зачем? – удивился Петр. Он продолжал снимать разгромленный интерьер хрустального зала. Роботы притащили осветители, сейчас в помещении едва ли нашлась бы хоть маленькая тень. – Зачем кому-то устраивать подобное? И кого это должно было убедить?

– Чего не знаю, того не знаю, – вздохнул Женя. – И вообще, это просто моё предположение.

Она вновь была на площади пустого города, погружённого в сумерки. Но на этот раз безмолвие каменных стен нарушил звук. Он доносился со стороны дворца, тихий, но отчетливый, как биение сердца. Звук приближался, вскоре стало ясно, что это шаги. Не успела она испугаться, как из-за дверей дворца появился ребёнок и поманил её к себе. Она едва сдержала возглас – он был так похож на своего отца! Без колебаний она бросилась к ребёнку, а он снова вошел во дворец, словно маня её за собой.

Внутри, в залах и коридорах, вместо ковров и гобеленов росла шелковистая трава, и вился виноград, потолком служили кроны высоких деревьев, свободно пропускавших золотистый солнечный свет – здесь был день, в отличие от остального города. Она шла следом за мальчиком, удивлённо озираясь и стараясь запомнить все детали этого яркого сна.

Вскоре юный провожатый привел её в одну из комнат, напоминавшую скорее летний луг, с цветами и жужжащими пчёлами, чем жилое помещение. На пне, который в реальности был, вероятно, столом… Какой реальности? Неважно. На пне лежал свиток, исписанный петроглифами. Ребёнок взял рукой один из символов, нанесённых на пергамент, подошел и вложил этот петроглиф ей в грудь.

То, что она почувствовала в момент, когда его маленькая рука коснулась самого её существа, было выше всяких сил и слов. С сожалением она осознала, что вот-вот проснётся.

* * *