Сны Ocimum Basilicum

Почти стемнело. Рейхан неохотно подумала о том, что Эллада, лишённая мобильной связи, должно быть, сбилась с ног, разыскивая её, и в следующий раз ещё, чего доброго, откажется брать подругу с собой в поездку. Оставив Хельмута, она с задранной рукой носилась из стороны в сторону, словно ребёнок, запускающий бумажного змея, пытаясь найти тот заветный пятачок, на котором телефон будет ловить сеть, но не преуспела в своих поисках.

– Моя группа, наверное, уехала, – беспечно объявила она орнитологам. – Я останусь тут на ночь у костра?

Тень робкого восторга промелькнула на лице Хельмута. Остальные казались ошарашенными, но у них не было причин ей отказать.

(Тем временем между Элладой и её мужем, ожидавшими Рейхан в условленном месте, произошёл такой разговор:

– Она уже должна была дойти до дороги, куда она пропала? – переживал муж.

– Не парься, это же Рейхан. Что ей сделается?

– Опасно ходить ночью в глуши одной.

– Опасность грозит тем, кто рядом с ней окажется.

– Ну да, я, конечно, видел всякое… Но всё-таки мне кажется, надо её поискать. Дозвониться не можешь?

– Нет. Начнём её искать – люди злиться начнут, а потом окажется, что она побежала за каким-нибудь красивым мотыльком или что-нибудь ещё в этом духе. Или вообще нашла себе другую компанию и с ними уехала. Давай, двигаемся.)

Звёзды начали загораться над Бешбармаг. Их было намного больше, чем в городе, словно по синему бархату рассыпали мерцающую пудру, но Млечный Путь так и не смог победить световое загрязнение от городов и посёлков. Несмотря на это небольшое разочарование, Рейхан не хотела отрывать жадных глаз от неба и опускала голову только для того, чтобы отхлебнуть горячего чая из эмалированной кружки или взглянуть на то и дело заговаривавших с ней любителей птиц. Среди них были и азербайджанцы – студенты, представители поколения, привыкшего поглощать огромное количество информации обо всём на свете и оттого небезразличного ко всему. Они посетовали на равнодушие местного научного сообщества и министерства экологии к вопросу о планируемом строительстве большой международной трассы рядом с горой. Бедные пташки будут попадать под колёса, утверждали они, но наши учёные настаивают на том, что это абсолютно безопасно, и Бешбармаг не нуждается в охранном статусе. Рейхан любила дороги. Они подхватывают тебя и несут прямиком в будущее, непременно счастливое (это настоящее и прошлое могут быть тяжёлыми и трагическими, но будущее – никогда). К тому же она не бралась спорить о том, чего не изучала, и всё же не смогла не вспомнить, как на устроенном для них, студентов медицинского вуза, международном семинаре, куда приехали читать лекции учёные фармацевты из Германии и Австрии, один из престарелых профессоров, которому какой-то тезис приезжих выскочек показался возмутительным, встал и, перебив говорившего, важно изрёк: «Вот вы тут такие вещи утверждаете… Но что такое вода? Вода – это хаш два о!» – и он победно посмотрел на своего оппонента, как будто только что увёл Нобелевскую по химии прямо из-под его длинного фашистского носа. На этом его речь завершилась. Перебитый лектор выжидающе смотрел на переводчика, заинтригованный коротким замечанием дряхлого старца, переводчик мялся, не зная, как поступить, а студенты бурными жестами выражали свой стыд и всячески пытались дать понять, что они – не такие, как этот. Словом, доверия аборигенные светила науки у неё не вызывали.

– Мы встанем на рассвете, – сказал Хельмут. – В это время можно увидеть самое интересное.

– Всегда можно увидеть самое интересное, если знаешь, куда смотреть, – ответила Рейхан, у которой случился приступ сплина, обычное дело, когда она встречала мужчину, и он ей нравился, но было ясно, что между ними никогда ничего не будет, даже если между ними будет всё. Она попыталась поговорить с Хельмутом о кино, о книгах или, на худой конец, о популярных мультфильмах для взрослых, но он ничем, кроме своих птиц, не интересовался.

«Мужчины – как цветы в поле, – думала Рейхан. – Все такие красивые и такие беспомощные, и хочется сорвать их все, унести с собой, чтобы они принадлежали только тебе, но какой от этого прок? Через несколько дней они станут неинтересны, перестанут радовать. Уж лучше пусть живут, нетронутые». Так Хельмут, сам того не зная, избежал участи быть соблазнённым и брошенным. Он даже и вообразить не мог, что такое с людьми иногда случается – в мире пташек всё было менее драматично.

Женщины уговаривали Рейхан переночевать с ними, но она отказалась, сославшись на желание полюбоваться красотой неба. Пришлось пообещать, что, если она замёрзнет или ей станет страшно, она не постесняется и залезет к ним в палатку.