Сны листопада (СИ)

— Хватит! — Господи, это не мой голос, это какое-то противное овечье блеяние. — Твой сын тут ни при чем… Я не использовала его… — я тут же разозлилась и вскинула голову, чтобы посмотреть в холодное лицо, — и ведь это ты меня с ним познакомил и сам постоянно предлагал меня подвезти, как ты вообще можешь меня в чем-то таком обвинять?..

Но он был отчасти прав. Я принимала его предложения поехать домой и на работу вместе. Я расспрашивала его о Сережке, я — идиотка! — приходила к нему домой и приезжала в больницу к его сыну, я ходила с ним в кафе и изображала олигофрена, абсолютной нормой воспринимающего такую противоестественную якобы дружбу между женатым мужчиной и тогда еще незамужней женщиной.

Господи, да я только раз или два задалась вопросом, а как ко всему этому относится его жена!

Да, Ростислав был прав: меня влекло к нему, на меня действовали эти чертовы кедр и сандал, и я в самом деле думала о том, что у нас могло бы быть, но… говоря с ним, целуя и позволяя себя целовать, я не любила его — я пыталась найти в нем спасение, забвение и силы на удар такой же меткости и глубины, который нанес мне Костя.

Хотя бы раз.

Хотя бы один-единственный, черт его возьми, раз.

— Я хотела переспать с тобой, чтобы отомстить мужу.

Тишина после моих слов была совсем короткой, а голос, прозвучавший за ней — безжалостно громким и спокойным.

— Это от него ты сбежала из деревни, да? От него уехала?

— Да, — еле слышно вымолвила я. — От него.

— А он тебя нашел.

— Да. — Я помолчала, зарываясь пальцами в волосы, теребя их так, что выдернула с десяток, но все-таки нашла в себе силы снова поднять голову и посмотреть на Ростислава, все так же стоящего рядом. Правда, тут же уткнулась взглядом в коленки, не желая видеть сочувствие в этих серых глазах. — Мы много ссорились и расстались, потому что не могли быть вместе, но когда Костя приехал сюда… я с чего-то решила, что все будет по-другому.

Тогда, в прошлый раз, когда мы говорили обо мне в той теперь уже злосчастной бильярдной зале, я выдала Ростиславу то, в чем боялась признаться сама. Я не просто уехала из Солнечногорки, я сбежала из дома, пока желание в который раз попробовать начать с Костей все сначала еще было не слишком сильным.

Я почти знала, что объявление о работе — это завлекалочка для дураков, но уцепилась за него, как за спасательный круг, когда потребовалось найти повод и причину. Мама качала головой, папа сыпал проклятьями и утверждал, что перестанет называть меня дочерью, если я сяду в поезд — я не слушала и не слышала их слов; я думала только о побеге.

— Прости, — сказала я, сжимая на коленях холодные руки. — То, что я хотела сделать, отвратительно. Мне так стыдно перед тобой.

Я услышала шаги по мягкому покрытию, скрадывающему звуки, а потом Ростислав пододвинул к моему стулу другой стул, опустился на него и тяжело вздохнул.

— Я же просил тебя не извиняться, Юстин. — Краем глаза я увидела, как он откинулся на спинку стула. — И я в этой ситуации тоже не святой агнец, к слову. У меня тоже были… причины.

На несколько секунд повисла тишина.

— Мы с Лидой уже давно поддерживаем видимость семьи ради сына, — сказал Ростислав после паузы, и в его словах была теперь отчетливо слышна горечь. — Мы сохраняем брак, потому что в случае развода моя бывшая жена и сын возвращаются во Владивосток, откуда Лида родом и где живет ее мать. Я буду видеть Сережку только раз или два в год, на каникулах… А я однажды поклялся, что никогда не разрушу свою семью и не стану для своего сына приходящим папой. Самонадеянный глупец.

Я покосилась на него; он смотрел прямо перед собой.

— Четыре года назад в моей жизни появилась женщина. Три года назад она из моей жизни исчезла, и почти одновременно появилась ты… — Ростислав сделал глубокий вдох, но мне не показалось, что он набирается сил для признания в любви. — Ты раздражала меня поначалу так сильно именно потому, что была такая же, как она. Меня потянуло к тебе потом так сильно, потому что ты была такая же, как она. Вы даже внешне с ней похожи: волосы, глаза, овал лица, а на той свадьбе… В какой-то момент я подумал, что схожу с ума. Я ревновал тебя так, что почти не соображал, что делаю и что говорю. Я был готов вытащить тебя из того кафе и…

Он снова глубоко вздохнул, заставляя себя замолчать.

— Ты ведь любишь своего мужа.

И, пока я приходила в себя после этих неожиданных, но ударивших меня прямо в сердце слов:

— Ты говорила ему об этом?

— Никогда, — одними губами прошептала я, снова глядя на него, и теперь Ростислав повернулся ко мне тоже. — А ты? Ты сказал ей?

Глаза его стали цвета потемневшего предгрозового неба.

— Да. Я сказал. Но было уже слишком поздно. Пока я раздумывал, стоит ли пересматривать свои принципы и уходить из семьи, она… Александра, ее звали Александра, — выговорил он медленно и будто через силу, — вспомнила о своих. Саша рассталась со мной незадолго до того, как Горский тебя повысил. Буквально пара дней.