Сны курильщика

Не то, что стыдно: если вы это так поняли, то поняли неправильно. Я именно попал в чужой мир, не заслуженный мною и не заслуживающий меня. Я был таким же, как все, и вдруг стал отщепенцем, единственным против всех: и, не имея к тому оснований — реально — ровно никаких, я на несколько минут очень сильно невзлюбил прочих, здоровых, людей, в том числе и злосчастную бандитскую принцессу, освободившую мне место. «Да посмотри же на меня внимательней! — хотелось мне сказать — у меня же нога хромая, а не другое что–нибудь! Упрись ты со своей жалостью!»

Будь я настоящим хромым — хотел бы, чтобы мне уступили место? Да, но — как само собой разумеющееся, без сочувствующих гримас, без этих глазенок жалеющих: «Такой молодой…» Черт, люди пьют чужое страдание такими глазами…

Автобус вильнул толстым задом и выбросил меня на остановке. Приятели, весь путь проторчавшие на передней площадке, подошли и поздравили с актерским мастерством, и мы распрощались — трость осталась у них, а я отправился дальше, у меня была назначена встреча «под варежкой». Стою я там, курю и вижу: ковыляет в мою сторону какая–то тетка с палкой, и косит ее вполне природно, голова криво сидит. То есть калека настоящая, не чета мне. Ну, ковыляет, мне–то что. Вдруг тетка, передвигавшаяся довольно бодро, метрах в трех тормозит и начинает на меня пристально смотреть. И мне это почему–то чрезвычайно неприятно, до тошноты. Уличить хочет? Да нет, видеть она не могла, как я из себя инвалида корчил. И в чем, собственно, уличать? В том, что я, подонок такой, прикинулся больным, будучи здоровым? Ну, шалость, никого же я под этим соусом не надул, не нагрел. А она, знай, прохаживается на воробьиный скок вправо–влево: шаг–шажок, шаг–шажок… Денег ей дать? Так я не подаю никогда, даже если просят, а уж без просьбы…

Я не понимал ее глаз. Я их видел, да. Это были глаза больного существа — и чужого существа, не человека. В глазах не было никакой эмоции, ни отблеска интеллекта. Пустые недобрые стекляшки с черными точками зрачков. Одежда не самая дешевая, но засаленная. Шаг–шажок…

И вдруг она развернулась, словно увидела кого–то, и заскакала к вокзалу, на свой птичий лад. Еще на ходу зыркнула в мою сторону — и вот пропала совсем, затерялась в толпе.

Тут я понял, как долго держал в груди один и тот же воздух.

Происшествие это меня действительно до крайности поразило, потому и каюсь, и исповедуюсь. Есть несколько догадок насчет меня и тетки, самая реалистичная из них такая: я захотел стать чужим для людей и тут же — тут же! — стал им на самом деле, что чувствуется. Тетка же моментально разглядела во мне родственную душу, «своего».

Есть и другие догадки, похуже…

Это, если угодно, притча. Понимайте ее, как хотите, я только от одного хочу предостеречь: не стремитесь стать чужим для людей, потому что, едва вы это сделаете, даже понарошку, вам моментально сыщется совсем другая компания…

СЕМЬЯ: ДВЕ РЫБКИ ПОД ЗОНТИКОМ

— …Ну вот, еще один попался в ячейку общества. Тащи его на берег, Вань, чичас поджарим.

— Да пусть поплавает…

И ангелы отлетели от воды, подрагивая алмазно–перепончатыми крылышками. Так получилась семья.

* * *

Встречаешь знакомого подначкой: «А чего это ты не развелся до сих пор?» Он обижается, ровесник твой ответственный.

— Так ведь все уже развелись!

Дама в ЗАГСе, задумчиво глядя на брачующихся:

— Развелось вас тут…

Все верно — хоть пруд пруди.

Вот Премудрый Пескарь. Он почему и Премудрый — дом никогда не покидает. Живут счастливо — и это, в один день… А вот Карась Идеалист. Разведен, и глаза спохмела багровые. Тоже счастлив, хотя и не вполне удовлетворен:

— Все икра да икра… Хлеба хочу!

Хлеб ваш насущный дал вам днесь — и ведь вернулось сторицей: в аккурат на ушицу. Я‑то кто? Любитель половить рыбку в мутной воде; проще говоря, ловелас. Но это — между нами, как крючок с зазубринкой…

* * *

Ну что, идете дальше гулять по воде со мной? Осторожно, ступенечка… Социальное положение обитателей водного мира отчетливо различимо даже на большой глубине: тебя либо взяли за жабры, либо вот–вот возьмут. А если мы наконец–то вынырнем из метафор, да поговорим «о семье» без дураков (то есть, тет–а–тет, читатель), серьезно поговорим?.. Вы меня самого не зажарите?

В общем, так. Схема проста, как невод. Человек рождается, развивается, аккумулирует знания и впечатления, страдает и болеет (и все — впервые): идентифицирует себя в этом мире как нечто отдельное и уникальное. И вот, когда он достигает полного расцвета своей личности, своих способностей и возможностей — а происходит это где–то на третьем десятке, — его, как динамитом, оглушает мысль о потомстве, об уюте и очаге уюта. Человек, в общем, женится. Или, если это не совсем человек, — выходит замуж. В общем, обзаводится семьей, в глубине души надеясь на тихую заводь, в которой–де черти водятся. На самом же деле от чертей там только рожки да ножки…