Сноха

Домой мы возвращаемся поздно вечером, и Ольга, демонстративно усевшись сзади, укладывает затылок на подголовник и закрывает глаза. Я кошусь на нее в зеркало заднего вида и по дрогнувшим векам и кривой усмешке понимаю, что моя любимая не спит.

— Тебя кто-то обидел? — спрашиваю ее, когда она, уложив Роберта, приходит в нашу спальню.

— Нет, — мотает она головой. — Только объясни своим родителям, что мой сын не игрушка. Весь прошедший месяц его все дружно игнорировали, — восклицает она, отчаянно жестикулируя, — а теперь воспылали любовью, стоило прийти друзьям с внуком. Роберт еще слишком мал и далек от интриг. Он меня взял сейчас за руку и сказал «видишь, мама, меня бабушка с дедушкой уже полюбили, скоро и тебя полюбят». А мне тошно, Вадим. Я вижу это двуличие, но ничего ребенку объяснить не могу. В вашем серпентарии только один нормальный человек — Галочка. Все остальные — ну точно упыри из фильма ужасов. Если ты не против, мы с Робертом перестанем туда ездить.

— Постепенно, Олюшка. После свадьбы… — киваю я, понимая, что назревает крупный конфликт.

— Нет, — топает ногой она, и я, решив перевести все в шутку, подскакиваю к ней и, подхватив на руки, плюхаюсь вместе с Ольгой на кровать.

— Меньше слов, дорогая, — шепчу, наваливаясь сверху. — Забудь о моих родственниках. К нам они точно без приглашения не приедут. И как только забеременеешь, сведем на нет твои посещения этого злачного места.

— Ты хочешь еще ребенка? — слабо мяукает она, обвивая мою шею руками.

— Конечно, еще как хочу, — фыркаю я, раздвигая полы ее халата. И как дурак радуюсь, что удалось избежать конфликта.

«Завтра нужно позвонить Галке, — решаю я, проводя рукой по бедру Олюшки. — Во-первых, поблагодарить за хорошее отношение к моей будущей жене, а во-вторых, спросить у нее о Кирилле. Слабо верится, что наш сын мог ударить женщину».

Когда за окном начинает светать, я просыпаюсь словно от толчка. Ничего не понимая, озираюсь по сторонам. Ольга сидит на кровати, согнувшись в три погибели.

— Тошнит сильно и в животе жжет, — жалуется она и, подскочив с постели, несется в ванную. Я подхватываюсь следом и в первые минуты радостно улыбаюсь. Наверняка мы с Одноглазым забили гол где-то месячишко назад. Оле-оле-олей!

Но подавая Ольге стакан воды и полотенце, я невольно вглядываюсь в бледное лицо.

Ольга, белая как мел, стоит, облокотившись о стену, и старается выровнять дыхание.

— Сильно в животе жжет, — жалуется она и напряженно озирается по сторонам. — Кстати, где мы, Вадичка?

«Здрасьте, приехали! — хочется заорать мне, как обычному мужику, которого разбудили ни свет ни заря, но профессионал, умудрившийся проснуться раньше, резко пресекает любое возражение. — Стопэ, Вадим Петрович. Стопэ! Кажется, все не так, как видится. И если я не ошибаюсь, то мы имеем дело с отравлением. И отнюдь не пищевым».

«Сука! — мысленно воплю я. — Какая тварь и когда умудрилась отравить мою женщину?» — и самый ужасный вопрос, который я боюсь себе задать, где именно ей подсыпали яд.

— Сейчас мы тебя полечим, Олюшка, — улыбаюсь я, стараясь не напугать. А уложив будущую жену в постель и подставив рядом таз, лихорадочно роюсь в аптечке. Ольгу рвет беспрерывно. И я понимаю, что не заблуждаюсь. Хотя с радостью бы признался сейчас в неверном диагнозе. Ошибка исключена, твою мать! Я развожу в воде белый порошок полисорба, желая хоть частично вывести токсины, и, ткнув пальцем в номер брата, прижимаю трубку к уху. Жду, когда этот засранец проснется и мне ответит.

— А-а, — стонет он в трубку. — Ты чего, Вадя…

— Додя, — привычно огрызаюсь я и без всяких предисловий командую. — Собирайся и дуй ко мне. Кто-то отравил мою Ольгу. И если я не ошибаюсь, это рицин.

— Ты никогда не лажаешь, придурок, — бухтит мой младшенький и тяжело вздыхает. — Сейчас буду.

Мне остается только сидеть и ждать. Выносить тазики и гладить Олюшку по голове.

— Я вроде пила немного. И только шампанское, — изумленно шепчет она и снова ошалело оглядывается по сторонам. — Где мы, Вадичка? Куда ты меня привез?

— Ты дома, солнышко, — тихо, но настойчиво объясняю я. — Это от отравления у тебя в голове все перемешалась. Сейчас лекарство выпьешь, и все пройдет.

Ольга послушно кладет голову на подушку и закрывает глаза. А потом, резко подскочив, снова наклоняется над тазом.

«Твою мать, — рычу я, желая разорвать на куски ту гадину, что покусилась на жизнь моей любимой. — Дезориентация в пространстве. Сейчас она не понимает, где находится. Затем перестанет узнавать меня и Роберта. Потом не сможет осознать, кто она такая. А дальше смерть!»

Сжимая кулаки и зубы, я нервозно прокручиваю в башке всякие варианты. И когда через полчаса мой младший брат и известный токсиколог Павел Косогоров вваливается в нашу спальню, понимаю, что в любой момент могу потерять Ольгу.

— Быстро к нам в центр, — командует мой младшенький. — Это рицин, бро.

— Интересно, кто же им воспользовался?

— Да любой. Найти — не проблема, — хмыкает Пашка, наблюдая, как я укутываю Ольгу в покрывало. Шепчу отрешенно «Потерпи, Олюшка. Потерпи. Все будет хорошо».