Здесь работала Соня Соколова. Женя уже встречала ее в поселке и всякий раз думала, Соня не смотрит на нее, не здоровается, потому что ей неловко, стыдно. Соня не знает, у медиков есть понятие врачебной тайны, если бы знала, не отворачивалась. Женя и мысли не допускала, что Соня ее вообще не помнит, ведь Женя Соню запомнила, вспоминала ее не раз и смотрела на нее с любопытством — ее сверстница знала о жизни нечто большее. Женя, в общем-то, осуждала ее, но не слишком горячо, не от сердца, а так, умозрительно, поскольку тут виноваты были другие, не помогли ей в свое время, не нашли в себе такта, чуткости, мудрости. С того памятного дня Соня заметно изменилась к лучшему, лицо ее налилось румянцем, а глаза встречали каждого внимательно, с огоньком, словно Соня снова искала, выбирала себе суженого, но на этот раз более подходящего. Вероятно, каждый день ребята говорили ей комплименты, а кое-кто и записочки оставлял на прилавке с просьбой о свидании,— так, во всяком случае, Жене казалось.
Соня торговала в пальто с меховым воротником, на нем был напялен тесный фиолетовый халатик. Пальцы ее мерзли, и она время от времени старалась согреть их своим дыханием. Однако, несмотря на холод, Соня не ворчала, не раздражалась, отпускала продукты спокойно и быстро, наловчилась.
Вот ввалились двое шоферов в полушубках, шумливые, самоуверенные — хозяева целины на сегодняшний день. Сразу стало тесно в вагончике, не войти, не выйти.
— Дай-ка нам, красотка кабаре, поллитровочку,— проговорил один.
Соня ответила, водки здесь не бывает.
— Дай тогда чего-нибудь взамен. Хлеб возим, понимаешь, мерзнем, страдаем, страну кормим.
— Выпить нечего, ребята, берите продукты, колбаса есть, селедка, джем.
Второй «кормилец» узрел на полке флаконы с жидкостью.
— А что у тебя во-он там?
— Одеколон «Ай-Петри».
— Самая любимая марка. Побриться, освежиться. Четыре «Ай-Петри», пожалуйста.
— Ребята, одеколон нельзя пить, бывают случаи...
— Но-но, разговорчики. Мы уже неделю не бритые, пощупай.— Тянется к ней небритой щекой.— А нас хлеб ждет, Родина ждет хлеба, поняла? Четыре флакона.
— Или книгу жалоб и предложений.
Сразу видно, работали они «на пару», как по сценарию.
Вздохнув, Соня подала им одеколон, рассчиталась, и шоферы ушли.
Соня надела варежки и спросила Женю:
— А вам?
Вместо ответа Женя задала вопрос: — Холодно?
— Что?— Соня настороженно подняла глаза, как будто приготовилась услышать какую-то резкость. Она, наверное, еще не отошла после той истории.
— Я говорю, вам, наверное, холодно?
— Не жарко.
Соня взяла с прилавка топор и коротким взмахом отвалила кусок застывшего бараньего сала.
«Думает, что я завела праздный разговор, – решила Женя.— За кумушку меня приняла». И сказала сухо:
— Я не просто так спрашиваю. Мне райздравотдел поручил осмотреть ваш магазин и добиться, чтобы здесь были хорошие условия труда.
— Ну что ж, смотрите,— ответила Соня не очень довольно, пожалуй, даже обреченно, взяла небольшой ломик и стала долбить им соль в бочке, комковатую, похожую на весенний, сбитый солнцем снег.— Условия, конечно, не ахти какие,— добавила она помягче.
— А если поставить здесь печку? Железную, небольшую, чтобы места много не занимала, а тепло давала.
— Можно, но у нас начальство такое – не пробьешь...
Они заговорили миролюбиво и быстро решили – печку поставить надо, даже место для нее нашли. Женя составила акт, в нём предложила под ответственность председателя правления сельпо завтра же установить в гастрономе печь типа «буржуйка».
Через день в продуктовом вагончике дышала теплом раскаленная чуть ли не до красна печка. Соня работала без пальто, в одном халате. Всякий раз, как только открывалась дверь, морозное облако окутывало прилавок. Вечером Соня загасила печь, чтобы не случилось пожара, и заперла лавку.
Утром в вагончик сбежались все: и председатель сельпо, и Леонид Петрович, и, разумеется, Женя. Ночью тепло выдуло, растаявшие за день компоты и джемы снова замерзли, и банки полопались. Пришлось срочно создавать комиссию и делать ревизию. Дело кончилось составлением акта и списанием пропавшего. Женя и Соня старались не смотреть друг на друга.
Дорого обошелся Жене «первый блин». Председатель правления сельпо, типичный продснабовец – в пыжиковой шапке, в рыжем полупальто и в белых бурках с отворотами, грозился судом и клял бестолковых врачей, не знают, что советуют. Женя бледнела, слушая его гневные речи, и все никак не могла вставить слова своего искреннего сожаления и извинения. А Леонид Петрович, терпеливо выждав, пока председатель прокипятится, снова повторил самым официальным тоном, – необдуманных действий со стороны санитарной инспекции не было. Торговая точка – не холодильник, здесь должна быть комнатная температура не ниже плюс 18 градусов. И если банки с компотом полопались, то вывод должны сделать сами работники сельпо и найти способ поддерживать в вагончике соответствующую температуру круглые сутки. Допустим, печь может отапливать сторож.