Снег Энцелада

У вокзала, кстати, инсталляции «Я люблю Чагинск» не было, его благородие изволили проявить фантазию.

На пол просыпалось что-то вроде тертой соломы, праха, который скапливается в старых домах между половицами и в прочих щелях. По потолку бродили. Вернее, перемещались, звуки были неясные и не похожие ни на что, словно кто-то возил по чердаку тяжелые толстые канаты. Снаткина.

Снаткина поднимается на чердак и выпускает из полосатого сундука боа-констриктора, и он в утренний час охотится на злосчастных рыжих мышей. Вряд ли у Снаткиной удав, хотя ничего гарантировать нельзя, такое случается. Вошла Аглая со стаканчиком орехового ассорти.

— Не спишь? — спросила она.

Аглая с утра. Это хорошо.

— У вас что, двери входные никогда не закрываются? — спросила Аглая. — Все нараспашку…

Не сон. Я не смог придумать ничего смешного про «нараспашку» и обидно промолчал.

— Ну да, Снаткину же все боятся, она ненормальная, как я могла забыть, — ответила Аглая сама себе. — Что читаешь?

Аглая указала на открытый ноутбук.

Я не удержался и совершил коварный шаг.

— Роман, — ответил я максимально многозначительно.

— Роман?

— Произведение Романа. Текст. Его книга. «Безбожный ерш».

Аглая с сомнением поморщилась.

— «Безбожный еж», — поправился я. — Он еще не определился с названиями, это пока рабочие, тебе какое больше нравится?

— Не знаю… А эта книга, она… про исчезновение? — Аглая недоверчиво поглядела на ноутбук.

— Про исчезновение в первую очередь, — сказал я. — Но сверхидея, разумеется, шире. Это про исчезновение в экзистенциальном смысле. Исчезновение Человека. Человек уменьшился до критических размеров, скоро истает вовсе.

— Истает вовсе? — Аглая печально посмотрела в потолок.

— Ага. Причем как фигурально, так и буквально. Ты знаешь, что средний рост начал уменьшаться? Это фиксируется во всех развитых странах… Вот приблизительно про это книга Романа. Ну и вообще — секция, так сказать, внутреннего пигмея — вечно актуальная задача любого мыслящего человека.

Я забрал ноутбук с табуретки.

— Секция пигмея?

— Ага. Это как золотые рыбки — если они живут в маленьком аквариуме, то постепенно приобретают карликовую форму. Людей все больше и больше, а Земля не резиновая, поэтому запустился механизм сокращения размера. Я все чаще думаю, что Светлов прав — если мы не выйдем на простор, то да… пигмеизация. С этим стоит бороться.

Пожалуй, с утра я слегка перегибал, но Аглая сделала вид, что не заметила, она съела кешью, я тоже его люблю, у кешью округлый, нейтральный вкус.

— Так можно взглянуть? — Аглая скосилась на компьютер.

— Извини, — я закрыл ноутбук. — Не могу. Неэтично. Вдруг там личное?

— Ты же читал.

Меня орехами не угостила.

— Пару страниц всего.

— И как?

— Определенный потенциал есть. Правда, заметна некоторая фиксация на приземистых женщинах, но в целом бодренько. Начать четверг с романа Романа…

— Сегодня понедельник, — поправила Аглая.

— Разве? — переспросил я. — Мне казалось, четверг. Понедельник невыносим.

— Воскресенье гораздо хуже.

Аглая села на табуретку, вытянула ноги, на ней были ботинки из синей кожи с яркими медными застежками.

— Я любила понедельники, — сказала она. — В понедельник в библиотеке всегда выходной. Но бабушка все равно приходила, чего-то считала на калькуляторе. И я с ней приходила и сидела в отделе комплектования… Это самое хорошее место во всей библиотеке, там всегда новые книжки были. Их никогда не успевали разобрать, они скапливались вдоль стен, я вытаскивала наугад и читала. Лучше всего зимой…

Аглая пришла явно не есть орехи и не вспоминать библиотеки. Сегодня явно не понедельник.

— Я тут подумала… — Аглая передвинула табуретку к окну, открыла створки.

В окно сильно подуло, словно дом, выдохнувший с вечера, наконец втянул воздух.

— Что? — спросил я.

Аглая протянула мне стаканчик и сообщила:

— У меня тетка — медсестра.

Я взял орехи. Тетка-медсестра ничего хорошего не предвещала.

— Да, я помню…

— Я к тому, что у них в морге Хазин лежит, — сказала Аглая.

Аглая туда же, приносит только плохие новости. Зачем мне знать про Хазина и где он лежит?

— Забавно… Почему он лежит здесь?

— Не знаю. Он же в Чагинском районе умер, наверное, поэтому сюда пока определили. Вот я и подумала… Может, сходим?

— Куда? — не понял я.

— В морг.

Девушка в синих лакированных ботинках приходит, зовет тебя в морг, самая прекрасная девушка, самая лучшая, девушка и немного кешью, дамоклов молот муниципий настигает тебя с самого утра понедельника, ежедневный угар Берии берет за горло, так у нас повсеместно.

— В принципе, мысль неплохая, — сказал я. — Это наверняка познавательно.

— Познавательно… в каком понимании?

— В экзистенциальном, разумеется. Ну и в утешительном.

— Что же тут утешительного?

— Всегда отрадно, когда кто-то из сверстников тебя опережает, — сказал я. — После сорока это особенно греет.

— Правда?

— Угу. Некрологи одноклассников — лучшая проза. Кто последний, тот и победил. Зачем нам торопиться в морг?

Зачем ты собралась в морг, Аглая?

— Хазин же, — ответила она.

— Нет, я всегда хотел посмотреть на дохлого Хазина, но… я переживу.