Снег

Это был Неджип. То же детское лицо. Те же вытянутые вперед губы, как у ребенка, который задает вопросы. Ка ощутил холод и одиночество больницы. Те же юношеские прыщики. Тот же нос с горбинкой. Тот же грязный ученический пиджак. В какой-то момент Ка решил, что сейчас расплачется, и заволновался. Это волнение отвлекло его, слезы не закапали. Посреди лба, к которому он двенадцать часов назад хотел прижать руку, была дырка от пули. О том, что Неджип мертв, говорила не иссиня-бледная белизна его лица, а тело, вытянувшееся, как струна. Ка ощутил благодарность за то, что остался жив. Это отдалило его от Неджипа. Он наклонился и руками, которые до этого держал за спиной, взял Неджипа за плечи и поцеловал его в обе щеки. Щеки были холодными, но не твердыми. Зелень его единственного полуоткрытого глаза была обращена на Ка. Ка взял себя в руки и сказал человеку с птичьим носом, что этот «товарищ» остановил его вчера на дороге, сообщил, что является писателем научно-популярных книг, а затем отвел к Ладживерту. Он поцеловал его, потому что у этого «юноши» было очень чистое сердце.

22 Как раз такой человек должен играть Ататюрка Служба Суная Заима в армии и карьера в театре

Результат опознания Ка в морге больницы социального страхования одного из трупов был записан в составленном на скорую руку и подписанном протоколе. Ка и человек с носом, похожим на клюв птицы, сели в тот же военный грузовик и проехали по совершенно пустым улицам, на которых были развешаны плакаты против самоубийств и предвыборные афиши и где на них смотрели трусливые собаки, жавшиеся к обочинам. Пока они ехали, Ка мог видеть, как раздвигаются закрытые занавески, как играющие дети и их любопытные отцы смотрят на проезжающий грузовик, но его мысли были далеко. У него перед глазами все стояло лицо Неджипа, то, как странно он лежал. Он мечтал, что когда приедет в отель, Ипек его утешит, но грузовик, проехав пустую городскую площадь, спустился вниз по проспекту Ататюрка и остановился за две улицы от Национального театра, немного поодаль от какого-то здания, построенного девяносто лет назад и сохранившегося со времен русских.

Это был одноэтажный особняк, огорчивший Ка в первый вечер его приезда в Карс своей красотой и заброшенностью. После того как город перешел в руки турок и в первые годы Республики здесь двадцать три года жил с пышностью один из известных купцов, торговавший кожей и дровами с Советским Союзом, Маруф-бей и его семья — вместе с поварами, слугами, запряженными лошадьми санями и повозками. В конце Второй мировой войны, когда началась холодная война. Управление национальной безопасности обвинило известных и богатых людей Карса, торговавших с Советским Союзом, в шпионаже, арестовало их и измывалось над ними, и они исчезли, чтобы никогда больше не вернуться, а особняк из-за судебных тяжб по наследству примерно двадцать лет простоял пустой. В середине 1970-х одна марксистская фракция с дубинами в руках захватила этот дом и использовала его как свой центр, здесь планировались некоторые политические преступления (мэр города, адвокат Музаффер-бей, был ранен, но спасся), а после военного переворота 1980 года здание опустело и позднее превратилось в склад бойкого продавца печей и холодильников, купившего маленький магазинчик по соседству, а три года назад было превращено в швейное ателье на деньги, накопленные одним предпринимателем и фантазером-портным, который поработал портным в Стамбуле и арабских странах и вернулся в родные места.

Как только Ка вошел внутрь, в мягком свете оранжевых обоев с розами он увидел машины для пришивания пуговиц, каждая из которых выглядела как странный пыточный аппарат, большие швейные машины старых моделей и огромные ножницы, развешанные по стенам на гвоздях.

Сунай Заим ходил взад-вперед по комнате. На нем было поношеное пальто и свитер, в которых он был два дня назад, когда его впервые увидел Ка, на ногах — солдатские сапоги, в руке он держал сигарету без фильтра. Его лицо озарилось, когда он увидел Ка, будто увидел старого и любимого друга, — подбежав, он обнял и поцеловал его. В том, как он поцеловал Ка, было нечто от человека с внешностью скотобоя в отеле, словно он говорил: "Да будет переворот во благо государству!", и нечто чересчур дружелюбное, что показалось Ка странным. Позднее Ка объяснит это дружеское расположение тем, что они оба были стамбульцами и встретились в таком отдаленном и нищем месте, как Карс, в таких трудных условиях, но теперь он знал, что часть этих трудностей создал Сунай Заим.

— Черный орел печали каждый день раскрывает крылья в моей душе, — сказал Сунай с загадочной гордостью. — Но не позволю себя увлечь, ты тоже держи себя в руках. Все будет хорошо.