Снайперы

Только у самого берега рыбаки сняли блокаду, пустили Дворкина на нос лихтера. Он ударил тяжелой кувалдой по гаку, тот разомкнулся, и буксирный трос с брызгами ушел в воду. Вслед за ним в воду упали два тяжелых якоря.

Пароход развернулся и пошел к барже. А ту спасительным течением увело с штормового участка, прибило к высокому берегу, закрывшему от ветра. Здесь в затишье шкипер отдал якоря.

Глазам всех на пароходе открылась странная картина. На всех восьми ручных насосах работали зэки, меняясь через несколько минут, раскачивались люльки-качалки, двери клеток были открыты.

Шкипер, задрав голову, выкрикивал бессвязные фразы вышедшему на мостик капитану:

– Он кричит: «Отдавай якоря!» Я говорю: хрен тебе, нас тут разобьет! Он говорит: «Садись в лодку!» Я говорю: я – шкипер, я свое судно не брошу, пусть хоть сам товарищ Сталин прикажет! Он говорит: «Я стрелять буду!» Я говорю: стреляй!

К шкиперу жался босоногий мальчонка в пальтишке.

С кучкой конвоиров беседовал внушительного вида зэк. Капитан с удивлением обнаружил, что он отдает тем указания, и эти указания выполняются. Что-то очень знакомое показалось капитану в фигуре зэка, но он не захотел копаться в памяти.

* * *

– Маруся! Ты Андрея не видела?

– Нет, дядя Петя! А что случилось?

– Нет Андрюхи! Неуж волной смыло?

Маруся подходит к борту, смотрит на спокойную зеленую воду.

Ей удивительно, что еще два часа назад эта вода бушевала, пенилась, накрывала лихтер с палубой, и Маруся шептала слова забытой молитвы. А сейчас все тихо, спокойно, как будто ничего и не было.

И эта вода забрала Андрея.

– Значит, так надо, – шепчет она.

* * *

На рейде Дудинского порта караван встречает катер. С теплохода на его палубу сходят капитан и Дима. Докторша смотрит им вслед и утирает слезу, но кто знает, кого она оплакивает: капитана, Диму, себя?

Лихтер подводят к огромному высокому морскому пароходу, на пароход поднимают мешки с картошкой, а на лихтер грузят уголь.

– Ну что, подруга, – говорит Зоя, побывав на «моряке», – прощевай, я с капитаном договорилась, на Диксон отправляюсь.

– До свидания, – говорит Маруся.

– А забавно все вышло, правда же?

Марусе не кажется забавным то, что произошло в эти несколько дней.

– Может, встренемся когда, еще что-нибудь учудим.

Маруся молчит.

– А ты, подруга, видать, себе на уме. Все ждешь-ждешь, добычу выбираешь покрупнее? Смотри, не оманись! Уж лучше, как я: бери, чё дают!

Баржу-тюрьму подводят к причалу порта, и тут звучит духовой оркестр. Зэки выходят под музыку из трюма, ступают на палубу и потом на берег, и не сразу понимают, что музыка встречает вовсе не их, а просто заведено здесь такое правило: играть духовому оркестру в честь лучшей зэковской бригады докеров.

* * *

Лихтер стоит на якорях в бухте, вблизи песчаной отмели, на которой местами лежит снег. Далеко на севере виднеются вечные полярные льды.

Маруся – в ватнике и в темном полушалке, осунувшаяся, повзрослевшая, – в рулевой рубке перечитывает письмо, которое неизвестно когда попадет в руки адресату. Маруся знает это, но ей нужно выговориться.

«Здравствуйте, дорогая мамочка и брат Саша!

Как вы поживаете там без меня?

У меня все хорошо».

Маруся смотрит куда-то вдаль, видит катер и фигуру Димы на диванчике.

«У меня все хорошо. Конечно, случаются всякие происшествия. А сейчас мы пришли за рыбаками. Теплоход поставил нас на якорь, а сам ушел на Диксон, на днях вернется и поведет нас собирать рыбаков.

Здесь уже наступили холода. Два раза шел снег. А однажды выглянуло солнце и получилось снова лето, как тогда, когда мы привезли рыбаков. Здесь летом очень красиво, много птиц, я настреляла столько куропаток и уток, что замучилась чистить.

Сейчас я на лихтере одна. Дядя Петя и Кузьма уехали на берег. Был еще кочегар Павел, но он ушел с рыбаками. Пристал к женской бригаде. А нам котел пока не нужен, топим печь на камбузе.

Мама, я по тебе очень-очень скучаю. Зачем я не послушалась тебя?»

Маруся долго сидит с письмом в руке. Из ее глаз катятся крупные слезы.

* * *

Дворкин и Кузьма с карабинами в руках идут по острову. За неширокой протокой с плавником на берегу начинается тусклая осенняя тундра. Солнце который уж день не появляется из-за низких облаков.

– Должны бы уж встречать, – говорит с беспокойством Дворкин, вглядываясь в строение на окраине острова. – Неужто за год по людям не соскучились?

– И как тут не страшно одним! Целый год без людей! – говорит Кузьма.

– А у кого еще первая ночь целых полгода? В октябре легли – в мае встали!

– Сейчас их поди уже не двое, а трое! – кривится в улыбке Кузьма.

– И это может быть! В тундре весной только плавник не размножается! – смеется Дворкин. – Ты вот что мне расскажи, Кузьма. Как тебя Зоя вокруг пальца обвела?

Кузьма молчит.

– Ты что, не знал, что она все караваны прошла?

Кузьма молчит.

– Что хоть она тебе сказала? Когда на Диксон собралась?

Кузьма смотрит куда-то вдаль, и что он там видит, кто ж его знает, но лицо его в этот момент – лицо человека, познавшего счастье.

– А ты знаешь, что она себя за сталинскую внучку выдает?

– Самозванство это, – уверенно говорит Кузьма.