Сироткин сам был с юмором, но и характер у него был не дай Бог. Его ведь трижды представляли к званию Героя Советского Союза, но командир корпуса Симоняк почему-то очень не любил нашу 45-ю дивизию, и ходили слухи, даже однажды произнес такую фразу: «Пока я жив в этой дивизии героев не будет…» На первых двух представлениях рукой Симоняка было написано: «Наградить орденом Боевого Красного Знамени!», а на третьем: «Наградить орденом Суворова!» Уже в начале 90-х годов я в тайне от Сироткина собрал нужные документы и послал в канцелярию президента Ельцина. Но ответ из нее переслали в наш горвоенкомат, и оттуда мне позвонили, чтобы я зашел за письмом. Прихожу туда, а там военкомом был генерал-майор, который после войны командовал нашей дивизией. И вдруг он задает мне такой вопрос: «Какое вы право имели писать?!» Я ему отвечаю: «По тому праву, что я гвардии рядовой и воевал под его командованием. И написал я то, что думают мои друзья, кто остался жив. Это благодаря ему мы живем. Потом, он действительно достоин». Тут военком стал переходить, надо прямо сказать, на неприличный тон. Но я его оборвал: «Какое вы имеете право? Вы, командир нашей дивизии и хотите, я вам скажу, что я думаю? Это я вам эти генеральские погоны подарил. В доле золота на ваших погонах, есть и моя доля и таких солдат и командиров, как Сироткин…» Тогда он сбавил тон: «Надо было в организацию пойти… Посоветоваться и от имени организации…» – «Ну, давайте завтра я приведу к вам десяток наших ребят. От нас всех вы напишите письмо президенту Ельцину, а мы подпишем его. Напишем, что мы не удовлетворены неприличным канцелярским ответом из его канцелярии и, что Сироткин достоин присвоения звания «Героя России». А вы, как бывший командир нашей дивизии, первым и подпишитесь». Он тут же в кусты… Жалко конечно, жалко, потому, что он достоин был этого звания. Ведь он и финскую прошел, и помню, такие ужасные вещи рассказывал…
Но вообще я должен сказать, что ротные командиры очень не любили снайперов. Особенно в обороне это проявлялось. Ведь в обороне более или менее спокойно жилось, солдаты кое-как обживались. Немцы так те вообще любили комфорт, ну и мы, конечно, тоже были не против. Вот приведу, например, такой весьма распространенный пример. Между нами и немцами единственный на всю округу колодец. И днем к нему за водой ходили по очереди, и мы и немцы. И вот прибывает такой тип, как я, положим. Надо начинать охоту, а у снайпера ведь два основных принципа: первое – сохранить себя. Значит, нужно выбрать такое место для позиции, с которого можно будет быстро убраться, если что. Второй – найти такое место, чтобы фрицы были поближе и как можно более беззаботны. Сами понимаете, если все настороже, то и сам можешь легко стать тем, за кем охотятся. И вот стрельнул такой тип из своей берданки с оптическим прицелом немца у колодца и все, прощай спокойная жизнь. В ответ немцы обрушивают шквальный огонь из своих шестиствольных минометов, «ишаков» как их тогда называли. Это же ужас… Всем приходится лезть в «лисьи норы» в землянки – и не высунуться, ничего… И все это, из-за какого то одного «фрица», в которого возможно еще и не попали. Поэтому и недолюбливали снайперов, недолюбливали.
Помню, лет через двадцать после войны, на одной из встреч я вдруг увидел своего земляка, который тоже был снайпером. Увидел у него на груди два ордена «Славы» и когда мы разговорились, спросил его: «Федя, сколько же ты положил фрицев-то?» Он посмотрел на меня пристально, засмеялся и говорит: «Ни одного!» Я не поверил: «Да ты что, как?» И он мне ответил: «Мне наш замкомбата сказал: «Не нарушай наш покой, а что надо мы сделаем. Зарубки на прикладе у тебя будут, награду получишь, не волнуйся». Вот так он получил два ордена… Ну не знаю, может, конечно, это он так немножко утрировал, но, по крайней мере, ответил мне так. Понимаете, на фронте находились такие же люди, что и на гражданке, и столько же было всяких нюансов, сколько и в обычной жизни.