Снайперы

Как я уже рассказывал, у меня была хорошая память и вот теперь, когда заговорили о каше, мне вдруг вспомнилось, что нам выдавали кашу в брикетах. Этот концентрат можно было положить в горячую воду и уже через несколько минут была готова каша. А на пачках этих концентратов были напечатаны короткие стишки. На пшенном, например, такие:

«Угощайся кашей пшенной,
А врага корми стальной,
Чтобы враг, не приглашенный,
Не топтал земли родной!»

На другом брикете был нарисован спускающийся на парашюте немец. Такой со свастикой на рукаве и, пардон, с огромным задом. А внизу стоит красноармеец, который держит штык и немецкий зад уже в нескольких сантиметрах от штыка. Под картинкой было написано:

«Ты на советском рубеже искал посадочной площадки.
Лети, лети тебе уже готово место для посадки».

(Смеется.) Еще я помню песню нашего полка:

«Споем друзья про славные походы,
О том, как пал туман у наших ног.
О том, как шел к Синявинским высотам
Краснознаменный наш гвардейский полк.
Вперед гвардейцы. Вперед, вперед!
На подвиг смелый страна зовет.
Победы зори вдали горят.
За нашу Родину вперед солдат.
За город Ленина вперед солдат!
У нас в полку отважные ребята.
На подвиг смелый каждый встать готов
Ну, где найдешь разведчика, солдата,
Как наш бывалый товарищ Лизунов».

Был у нас такой разведчик, он, кажется погиб. Да…

И обязательно я хочу рассказать о своем комбате Сироткине, потому что это был неординарный человек и командир. Сам он новгородский. Кончил десять классов, прошел финскую и 22-го июня начал войну в Литве.

Их полк «разнесли» вдребезги, и он не помнил, как очухался в Колпино. Тогда он был еще сержантом, потом уже стал офицером. И к своим двадцати трем годам он был награжден тремя орденами Боевого Красного Знамени, орденами Красной Звезды, Отечественной войны и «Суворова» 3-й степени. Представляете, как нужно было воевать, чтобы заслужить орден «Суворова»? Я вам говорю, человек поразительный! Настоящая, что называется «военная косточка», гвардии полковник, после войны он служил на Сахалине и так далее. И помимо военных заслуг у него еще была и одна из лучших в мире коллекций почтовых марок по теме «Искусство Франции». А как блестяще он знал историю России… Мы с ним дружили после войны, часто встречались, ходили на книжные развалы, и я мог слушать его часами. Помню, как-то его спросил: «Валерий Ефремович, а сколько в России было царей Иванов?» Он посмотрел на меня так, и говорит: «И вам не стыдно задавать мне такие вопросы? Где Вы живете? Шесть было Иванов. Шесть! И вообще вам пора собирать библиотеку по истории России». Человек потрясающий, которому я не уставал поражаться.

И имел пять ранений, только вдумайтесь пять (!) ранений. Прошел все, прошел ад кромешный и все равно остался таким, каким был. И он так жалел нас. Помню, как-то нас пригласили на Ленинградское радио, записывали беседу с известным в Ленинграде журналистом Александром Ивановичем Солдатовым. Правда, к сожалению, потом этот кусок вырезали и не дали его в эфир. Солдатов спрашивает Сироткина: «Вот тут сидит ваш солдат, а я хочу спросить вас, как его командира батальона, как боевого офицера. Какое отношение было к солдатам?» И Сироткин ответил: «К сожалению, нужно признать, что в характер офицеров вошло несуворовское отношение к солдатам. Если хотите, я сформулирую одной фразой – нет солдат и нет проблем… То есть гибнет, например рота, а сам ротный остается целым и с ним десятка два-три, а может, и меньше солдат. Отводят их в тыл, пока переформируют, пока что. В это время, говоря солдатским языком, можно погужеваться неплохо, повеселиться, попить и все…» На той же встрече, кстати, Солдатов задал мне вопрос: «Сколько у вас на счету вражеских солдат?» – «Пять, – отвечаю, а на шестом я сам попался. Много не успел, к сожалению, так получилось…» Тогда Солдатов спрашивает Сироткина: «Валерий Ефремович, а что вы по этому поводу можете сказать?» И он ответил примерно так: «Если бы те немцы, что были записаны на счет снайперов, были бы действительно убиты или ранены, то война кончилась бы в 42-м году максимум. Приписывали вовсю и по сотне и по полторы и награды давали и все что угодно… Вот Рэм Соломонович сказал вам правду, по двум причинам. Во-первых, он человек порядочный и не врет, а во-вторых, потому что все же я здесь сижу. И при мне он не скажет, что 25 за ним записано…»