Смотритель

Речь архидьякона заткнула ему рот — оглушила его, раздавила, уничтожила, — но не убедила. С епископом дело обстояло не многим лучше. Тот лишь смутно понимал, что происходит, но явственно видел, что идут приготовления к битве — к битве, которая лишит его последних оставшихся утешений и ввергнет в скорбь до гробовой доски.

Смотритель по-прежнему сидел молча и по-прежнему глядел на архидьякона, пока все мысли его не сосредоточились на бегстве; он чувствовал себя птицей, которую змея загипнотизировала взглядом.

— Надеюсь, вы со мной согласны, — произнёс наконец архидьякон, нарушив мёртвое молчание.

Ах, как вздохнул епископ!

— Милорд, я надеюсь, вы со мной согласны, — повторил безжалостный тиран.

— Да, наверное, — простонал несчастный старик.

— А вы, смотритель?

Мистер Хардинг встрепенулся — надо было ответить и уйти, так что он встал и сделал несколько шагов, прежде чем заговорить.

— Не требуйте от меня ответа прямо сейчас. Я не приму никаких необдуманных решений и обо всех своих действиях извещу вас и епископа.

И он без дальнейших слов откланялся, быстро прошёл через дворцовую прихожую, спустился по высокой парадной лестнице и свободно вздохнул, лишь оказавшись в одиночестве под высокими безмолвными вязами. Здесь мистер Хардинг долго прохаживался, с тяжёлым сердцем обдумывая своё положение и пытаясь мысленно опровергнуть доводы архидьякона. Наконец он отправился домой, решив, что снесёт всё — бесчестье, неопределённость, хулу, сомнения и душевную боль, — и поступит так, как хотят те, кто, смотритель по-прежнему верил, лучше разбираются, что для него правильно.

Глава X. ГОРЕСТИ

Мистер Хардинг вернулся домой в печали, в какой ещё никогда не переступал этот порог. Ему было очень худо в то памятное утро, когда суровая нужда заставила показать зятю издательские счета за выпуск в свет драгоценного собрания церковной музыки; тогда он, заплатив, сколько сумел без посторонней помощи, обнаружил, что остался должен более трёхсот фунтов. Однако те страдания не шли в сравнение с нынешними: тогда мистер Хардинг поступил дурно, знал это и обещал себе впредь так не грешить. Теперь он не мог утешаться обещанием будущей твёрдости. Ему внушили, что судьба поставила его в ложное положение и он должен держаться за место в богадельне вопреки мнению всего мира и собственным убеждениям.

Он с жалостью, почти с ужасом читал инвективы в адрес графа Гилдфорда как попечителя больницы Святого Креста, время от времени появлявшиеся в печати, гневные обвинения против богатых епархиальных сановников, держателей нескольких синекур. Судя об этих людях, мистер Хардинг судил мягко. В силу принадлежности к духовному сословию он привык считать, что упрёки не соразмерны вине, а рвение, с которым несчастных преследуют, диктуется неправедной злобой. И тем не менее смотритель находил их участь донельзя жалкой. У него волосы вставили дыбом и мурашки бежали по коже, когда он читал, что пишут об этих людях. Он гадал, как они могут жить под бременем такого позора и как смотрят в глаза другим, зная, что их имена публично втоптаны в грязь. И вот теперь это его участь. Он был так счастлив своей тихой долей вдали от людских глаз и неприметным прозябанием в укромном тёплом уголке; теперь его вытащат на яркий свет дня и выставят на осмеяние перед жестокой толпой. Мистер Хардинг вступил в свой дом раздавленный, уничиженный, без надежды когда-либо преодолеть свалившиеся на него горести.

Он заглянул в гостиную, где сидела его дочь, но говорить сейчас не мог и ушёл в библиотеку. Однако Элинор успела заметить отца и понять, что тот расстроен; через несколько минут она отправилась за ним. Мистер Хардинг сидел на всегдашнем месте — без раскрытой книги, без пера в руке, без клочков нотной бумаги, испещрённых его неровными записями, без счетов богадельни, которые вёл так старательно, но так неметодично: он ничего не делал, ни о чём не думал, ни на что не смотрел — просто страдал.

— Оставь меня, Элинор, дорогая, — сказал отец. — Оставь меня, милая, на несколько минут. Сейчас я занят.

Элинор прекрасно видела, что происходит, но тихонько выскользнула обратно в гостиную. Мистер Хардинг некоторое время сидел в бездействии, затем встал и заходил по комнате — так ему думалось легче, чем сидя. Наконец он решил выйти в сад и сразу у порога встретил Банса.

— Да, Банс? — спросил мистер Хардинг тоном, который на его слух прозвучал неожиданно резко. — Что вам от меня нужно?

— Я всего лишь зашёл узнать, как поживает ваше преподобие, — сказал старик, прикладывая два пальца к шляпе. — И какие новости из Лондона, — добавил он после паузы.

Смотритель скривил лицо и в растерянности схватился за лоб.

— Стряпчий Финни был сегодня утром, и по физиономии видать, не всё у него так гладко, как прежде. Поговаривают, архидьякон ездил в Лондон и привёз отличные новости. Хенди и Моуди ходят чернее тучи. Так что я надеялся, — продолжал Банс, изо всех сил стараясь говорить бодро, — что дела выправляются и огорчения вашего преподобия скоро будут позади.

— Хотел бы я, чтобы было так, Банс.