Смотритель

У мистера Хардинга, когда тот по утрам посещал дворец, было обыкновение устраиваться рядом с епископом, который сидел в огромном кресле — кресло это всегда, зимой и летом, стояло на одном месте, так что у епископа были под рукой стол для чтения, комод, канделябры и всё прочее, — и если, как частенько бывало, при разговоре присутствовал архидьякон, он располагался напротив старших. В описанной диспозиции они могли противостоять ему вместе и вместе капитулировать, ибо такова была их всегдашняя участь.

Сегодня наш смотритель, приветствовав зятя, занял обычное место и ласково осведомился у друга, как его здоровье. Мягкосердечие епископа отзывалось в чувствительной душе мистера Хардинга нежной, почти женственной привязанностью; трогательно было видеть, как кроткие, старые служители церкви пожимают друг другу руку, улыбаются, выказывают мелкие знаки любви.

— Пришло наконец заключение сэра Абрахама, — начал архидьякон.

Мистер Хардинг слышал эту новость и до крайности желал узнать итог.

— Оно вполне благоприятное, — сказал епископ, сжимая другу руку. — Я так рад!

Мистер Хардинг поглядел на могучего благовестника, ожидая подтверждения добрых новостей.

— Да, — промолвил архидьякон. — Сэр Абрахам рассмотрел дело с величайшим тщанием. Я знал, что так и будет. Да, с величайшим тщанием, и пришёл к выводу — а что его мнение в таких вопросах безусловно верно, никто, знающий сэра Абрахама, не усомнится, — так вот, он пришёл к выводу, что претензии совершенно беспочвенны.

— Но как так, архидьякон?

— Во-первых, но вы не юрист, и я сомневаюсь, что вы поймёте. вкратце же так: согласно завещанию Хайрема для богадельни находят двух платных попечителей; по закону они лишь наёмные служащие, и мы с вами не станем спорить из-за именования.

— По крайней мере, я не стану, коли я один из этих служащих, — сказал мистер Хардинг. — Роза, как вы знаете. [29]

— Да, да, — нетерпеливо ответил архидьякон, который не имел сейчас охоты выслушивать стихи. — Да, двое наёмных служащих; один — приглядывать за пансионерами, другой — за деньгами. Вы и Чодвик — эти служащие, а уж слишком много вам платят или слишком мало, больше, чем хотел основатель, или меньше. — тут всякому ясно, как день, что вам нельзя ставить в вину получение установленного вознаграждения.

— Это вроде бы и впрямь ясно, — сказал епископ. Он заметно поморщился при словах «служащие» и «вознаграждение», что, впрочем, по всей видимости, ничуть не смутило архидьякона.

— Вполне ясно, — сказал тот, — и весьма отрадно. По сути для богадельни находят двух таких служащих, а значит, вознаграждение их определяется рыночной стоимостью подобного труда в конкретный период времени и размер его устанавливают те, кто управляет богадельней.

— А кто ею управляет? — спросил смотритель.

— Это уже другой вопрос. Вот пусть противная сторона его сама и выясняет, — сказал архидьякон. — Иск подают против вас и Чодвика, и я изложил линию вашей защиты, неопровержимой защиты, которую нахожу весьма удовлетворительной.

Епископ вопросительно заглянул в лицо друга, который молчал и отнюдь не выглядел удовлетворённым.

— И убедительной, — продолжал архидьякон. — Если они будут настаивать на суде присяжных, в чём я сомневаюсь, любые двенадцать англичан в пять минут решат дело против них.

— Однако, коли так, — заметил мистер Хардинг, — я мог бы с равным успехом получать тысячу шестьсот фунтов в год, реши управители мне столько назначить, а поскольку я сам — один из управителей, если не главный, такое решение едва ли было бы честным.

— Сумма никак к делу не относится. Речь о том, чтобы этот наглец вместе с кучей продувных крючкотворов и вредоносных диссентеров не вмешивался в установления, которые, как все знают, в целом правильны и полезны для церкви. Пожалуйста, не цепляйтесь к мелочам, иначе неизвестно, на сколько эта история затянется и в какие ещё расходы нас введёт.

Мистер Хардинг некоторое время сидел молча. Епископ иногда сжимал его ладонь и заглядывал другу в лицо, надеясь различить проблеск душевного успокоения, но тщетно: бедный смотритель продолжал наигрывать печальнейшие мелодии на невидимом струнном инструменте. Он обдумывал заключение сэра Абрахама, мучительно ища в нём долгожданного утешения, и не обретал ничего. Наконец он спросил:

— Вы видели заключение, архидьякон?

Архидьякон ответил, что нет, вернее, видел, но не само заключение, а то, что назвали копией, и не знает, всё это или только часть; не может он и утверждать, что видел ipsissima verba[6] великого человека, однако в документе содержался именно тот вывод, который он сейчас изложил и который (повторил архидьякон) представляется ему в высшей степени удовлетворительным.

— Я хотел бы прочесть заключение, — сказал смотритель, — то есть копию, про которую вы говорите.

— Полагаю, это возможно, если вы и впрямь очень хотите, однако я сам не вижу в этом смысла. Разумеется, чрезвычайно важно, чтобы содержание документа не сделалось известным, посему нежелательно умножать копии.

— Почему оно не должно сделаться известным? — удивился смотритель.