Смоленское направление. Кн. 3

Сам же Рихтер придерживался немного другой точки зрения. Он нарочно не спешил, давая возможность Отто сделать всю грязную работу. Если копнуть поглубже, в его чёрной как сажа душе, то выяснилось бы, что имени при рождении ему не давали вовсе. Судья Нюрмберга, достопочтенный Рихтер, нашёл подкидыша и воспитал его, как собственного сына. Правда пристрастия у судьи были весьма деликатного характера, за что и поплатился он холодным февральским вечером на конюшне. Приёмный сынок не просто убил 'благодетеля', он отрезал ему всё, что было можно и, нарисовав на стене пентаграмму, скрылся из города, прихватив все деньги. Пять лет он скитался по разным землям, примыкал к разбойникам, грабил, убивал, насиловал. В конце концов, по совету придушенного им на постоялом дворе умирающего рыцаря, оказался в Дерпте, где назвался Рихтером. Самозванец вскоре собрал вокруг себя три десятка подонков и, будучи грамотным, оказывал разного вида услуги епископу, за которые честный человек, ни в жизнь бы не взялся. Рихтер даже планировал вступить в Орден, возможно, так бы оно и было, но судьба свела его с Гротом. Спасшийся из Копорья свей собирался отбыть в Венецию, а дабы ехать не с пустыми руками, перекупил у епископа пленных прусских язычников, отправленных служителю церкви для обращения в истинную веру. Их-то и охранял лжерыцарь, на момент передачи товара. Так сказать, проходил испытательный срок. А так как дела надо доводить до конца, то епископ отправил Рихтера в Самолву, чтобы подсобить Отто, привести Гюнтера Штауфена на суд, а заодно забрать обратно рабов.

— Сто раз прав Грот. Славянские девки — самые красивые, не чета нашим. — Подумал про себя Рихтер, ехавший на коне позади плетущихся пленниц, и воровато, словно два работорговца могли услышать его мысли, обернулся.

— Телега! Телега впереди! — раздались голоса из авангарда, — Да тут ещё одна деревня.

— Вперёд! Окружить! — Скомандовал Рихтер своему отряду.

Наёмники, сбросив мешавшие им щиты, побежали за телегой, растягиваясь в разные стороны, стремясь окружить два добротно построенных дома с множеством пристроек, обнесённых двухаршинным частоколом со стороны фасада и невысоким плетнём с тыльной стороны, за которым простирались огороды. Повозка явно спешила достичь распахнутых ворот, и Рихтер не удержался, повинуясь охотничьему инстинкту, пришпорил коня, бросившись в погоню, увлекая за собой работорговцев.

Как только широкие спины преследователей оказались на ещё не скошенном лугу[14], со стороны березняка щёлкнули тетивы арбалетов. Работорговцы свалились с коней, штук шесть пехотинцев, словно споткнувшись, рухнули на траву, а не видевшие смертей своих товарищей наёмники бежали дальше, вперёд, к будущей добыче. Вслед за выстрелом из рощи стали выезжать всадники, украшенные торчащими из сочленений доспехов берёзовыми ветками, отчего лесок, казалось бы, сдвинулся с места. Короткий разбег — и рыцарская конница уже летит смертоносным галопом, выставив перед собой копья. Несколько секунд скачки и над полем воцарился вой людского избиения. Датчане Трюггви ловко шерудили копьями, лошади сбивали людей с ног, топтали копытами, а Гюнтер настигал Рихтера.

Оставив увязшее в теле ливонского кнехта копьё, Штауфен на ходу выхватил свой меч и плашмя врезал по затылку лжерыцаря. От удара Рихтер клюнул головой вниз, левая рука дёрнулась, потягивая на себя поводья, а лошадь, протестующая против странной команды, да ещё так грубо отданной, когда при движении рысью её стараются резко остановить, — взбрыкнула. Рихтер вылетел из седла, как скользкая косточка сливы, выпущенная из умелых пальцев, не долетев до телеги с Федором каких-нибудь шести шагов.

— Помнишь, моё слово — железо! — Крикнул Гюнтер Фёдору, указывая кончиком клинка на растянувшегося перед ним ливонца в кольчуге.

Противостоять 'Царице полей' того времени могла лишь великолепно вымуштрованная пехота, чего нельзя было сказать о ливонских наёмниках. Кнехты стали разбегаться подобно тараканам от беспощадно разящего хозяйского тапка. Паническое бегство, направленное к спасительному лесу, было остановлено новгородскими ушкуйниками, выстроившимися в длинную линию, выставив перед собой взведенные арбалеты.

Семерых пленных ливонцев упаковали в берёзовые жерди, те самые, которые они недавно использовали, конвоируя семью Пантейлемона. Убитых сложили у дороги, а собравшихся мужчин деревни Луг Гюнтер пригласил в Чудские Заходы, дабы вершить суд над разбойником, занимавшимся похищением людей на территории его княжества. Спорить никто не стал, раз зовут видоками на княжий суд — надо идти, тем более что связанных соседей видели все. Самому Пантейлемону деваться было некуда, тут в ноги спасителя кидаться надо, да челом бить, завещая детям молиться во здравие освободителя.